Почему лишены были голоса,
Заклеймённы неведомо кем.
С номерною табличкой на полосу,
По статье нетворимых измен.
Продувались ветрами прохладными
Окна камер над их головой.
А на нарах, как гости рассажены
Авангарды страны молодой.
Лай собак, вместе с кашлем простуженным
Стерегли сон коротких минут.
Всех, одною бедой проутюженных,
Клеветы нож распарывал грудь.
Солнце, солнце! К кому больше ласково?
Небо сине! Едино ль для всех?
Кто плёл сети, кто бит за напраслину,
Иль стрелял кто в пророческий смех?
Нары вытерты, будто паркетная,
На их чистку положена мазь.
Умещалися в жизнь беспросветную
В этих стенах – Величье и Грязь.
Поимённо не звали, а кличками,
Безымянным, так легче прожить.
На груди, с номерною табличкою,
На бесправие вшитый ярлык.
А когда на руках не счастливая,
Мать за сына держала ответ.
Чтоб никто не видал, не выпытывал,
Ночью плакали вдовы Совет.
Кто ответит за это доходчиво?
Лагеря, как грибы с подольда.
Почему миллионы заточенных
Не вернулись в свои города?
Почему голодовки, репрессии
Словно кнут на крестьянской спине?
Вся страна в похоронной процессии
Тридцать лет, прожила на земле.
Словно сон, знать кому-то и хочется
Суд бесправный над людом забыть.
Но вернувшимся, кто не воротится
Время правду в глаза говорить.
1989г.