С. -К. пятая глава
Позволяет читателю на шаг приблизиться к следующему колоритному персонажу – Ёкарному (оказавшемуся в последствии Якорным) Бабаю, Кузькиному папе. Аргонавты готовятся покинуть гостеприимный дом Кузнеца Кондратия. Кузька уговаривает Адмирала принять его на службу. В процессе сборов выяснилось, что на подстилочке змея Горыныча тоже имеются некие таинственные письмена…
***
Дочь Ньерда:
...Никем не избран и не зван,
Сам по себе проныра,
Ведет бродяга караван
По всем дорогам мира.
(А впереди бежит молва –
Завидуют эмиры...)
Поймает странник в облаках
Дурацкую идею
И с ней оставит в дураках
Любого прохиндея.
(Не удержать судьбу в руках,
Собою не владея...)
То он наивен, то хитер,
Пусть не учён наукам –
Проворный ум его остёр,
Как ятаган сельджука.
(И в царский терем, и в шатер
Молва войдет без стука...)
Несут верблюды на горбу
Тяжелую поклажу.
Плюют на всё через губу,
На провиденье даже.
(Кто не пеняет на судьбу –
Угоден Высшей Страже...)
А что в мешках? Секрет большой,
Скрыт от чужого глаза.
Народ, накормленный лапшой,
Их не открыл ни разу.
(Всего богатства за душой –
Правдивые рассказы...)
И нет святее простоты,
Чем простота мыслишки:
«В мешках – учёные коты
И глупые мальчишки!..»
(Сперва кричат до хрипоты,
Потом напишут книжки...)
Бродяги след по городам
Зеваками намолен.
«...Купи! Недорого отдам!
Останешься доволен!..»
(Увы, мальчишкам и котам
Судьба сулит неволю...)
Пока никто не пожелал
Купить мешок, не глядя,
Ни на весы добра и зла,
Ни любопытства ради.
(Неужто добрые дела
Нуждаются в награде?..)
И не известно никому
Того бродяги имя,
Хотя и множит Кутерьму
Легендами своими.
Его проводят по уму.
(Нет, не в Ершалаиме...)
***
...Изрядно устала гостей принимать
Ждульета Кондратьевна, Кузькина мать,
Хотя и довольна гостями весьма –
Серьезнее стал малолетний Кузьма.
(Мы добрым примером послужим ему –
Взбодрившись медком, домутим Кутерьму.)
«По воле богов,» - произнес Китаврас, -
«Оседлая жизнь и покой не для нас.
И жребий нам выпал, и нить сплетена –
Идти по следам Золотого Руна...»
Кузьма – к адмиралу: «Возьмите с собой!
Я живо управлюсь с работой любой...»
Бросает в котомку буханку и соль:
«Маманя! Служить волонтером позволь!
Не бойся, беды не случится со мной,
Ей-ей, ворочусь аккурат к посевной.
А коли не пустишь, помру от тоски.
Охота увидеть моря и пески,
Нездешнее небо, не наши леса.
Какие у тамошних птиц голоса?
Какие законы и быт у людей?..»
Мамаша вздохнула: «Ступай, лиходей.
Растила отраду душе - молодца,
На горе, видать: уродился в отца.
Вот так же в дому не сиделось ему.
Чего не хватало – никак не пойму,
Как - будто какой-то подзуживал бес.
Однажды на сретенье просто исчез.
И хоть бы единым простился словцом!..»
Ждульета в ладони упала лицом
И горько заплакала – слезы рекой.
«Маманя! Да полноте! Я ж не такой.
Когда-нибудь стану, как дед, кузнецом...
А ну как в пути повстречаюсь с отцом?
Накину на старого дурня узду
Да чохом до дому его доведу!..»
Ждулета глаза утирает платком
И потчует сына пудовым шлепком:
«Гляди-ка, охальник, удумал чего –
Хулою позорить отца своего.
Допустим, иначе он просто не мог?..
Теперь-то уж мы не узнаем, сынок...
Иди же. Но помни натуру мою:
Посмеешь загинуть – найду и убью!
Об том, чтоб загинуть, и думать не смей...»
И тут заскулил раздраконенный змей.
На брюхе ползет и колотит хвостом –
Тоска без хозяина в доме пустом.
Но змей не дурак – куковать на бобах.
Подстилка потертая – в новых зубах,
Топорщатся гребни и дым из ушей.
Хозяин оглоблей не гонит взашей,
Смеется Ясон, ухмыляется Кот,
Гарцует Хирон и заливисто ржет.
Подстилку драконову в бочку суют
(Какой-никакой, а намек на уют).
Минута… Философ из бочки вопит:
«РУНОООО!!! Коринфян обдери Еврипид* –
Чтоб мне ни покрышки вовеки, ни дна,
Вот эта овчинка – обрывок РУНА!
Узнать мудрено, но ручаюсь – оно.
Досадно одно: облысело давно.
Особенно тут, в середине куска.
А впрочем, овчинка изрядно крепка,
Хотя и затерта местами до дыр.
Вверху – поглядите! – написано: «МИР».
Баюн возражает: «Тут явное «МУР», -
Меня не лечите обрезками шкур!..»
Герои горячий затеяли спор:
Кто «МЕРА» кричит, Кто – «УМОРА» и «МОР».
И так бы шумели они до утра,
Но точку поставил Кондратий: «МУРА.
Не стоит овчинка трудов скорняка.
Когда-то была и бела, и мягка,
Но много веков пролетело с тех пор.
К чему нам сегодня о ней разговор?»
«Да сколько бы ей ни исполнилось лет,
Цены этой шкурке замызганной нет!», -
Вплетается в диспут Ясонова речь, -
«Зачем же веками овчинку беречь,
Коль проку в ней нет никому ни на грош?»
«Так больно уж коврик для змея хорош»,-
Кондратий вздохнул, поглядев в потолок,-
«Однажды яйцо Святогор приволок,
Нашел на тропинке, решил подобрать -
Не гоже так люто птенцу помирать.
Яичко – под шапку, на шапку – кота.
Все вместе – на русскую печь. Красота!
Лежало, томилось яйцо до утра.
Наутро дурниною кот заорал
И чуть не задрал с перепугу «птенца».
А я-то опешил, сменился с лица:
Трехглавое диво под лавкою – змей.
С таким с кондачка совладай-ка, сумей.
У страха не только глаза велики,-
И когти у страха остры, и клыки.
А коли без страха, да лаской – добром,
Любая зверюга мягчеет нутром.
Особенно ежели досыта ест.
(А этот быка уминает в присест.)
Но коли уж взял животину – корми.
Не выбросишь, совестно перед людьми.
Уход за скотинкой для нас не вопрос.
Ледащий малыш незаметно подрос,
В хозяйстве сгодился – не меряно сил,
Любую поклажу исправно возил.
Оказия вышла – лишился зубов…
Но нынче, спасибо Ясону, здоров...»
«Овчинка-то как же?..» - спросил Китаврас.
«Про эту овчинку отдельный рассказ.
Она мне досталась еще до яйца –
«Ad ovo». Залетного встретил купца, –
Забрел на Итиль по торговым делам.
Сбывал населению бросовый хлам.
То шило на мыло сменять норовил,
То спешно заказывал парочку вил.
Но не было кузни тогда у меня,
Ковать не умели – не знали огня.
Купец-то пройдоха, но вправил ума.
Все были ему благодарны весьма
За добрую печку, за хлеб-коровай.
Спросили, как звать. «Хоть горшком называй», -
Смеялся чужак, - «Токмо в печь не сажай...»
Недолго гостил. Провожать было жаль.
В селе, как к родному, привыкли к нему.
Чем за душу взял – до сих пор не пойму...
Оставил на память овчины кусок,
Волнистая шерсть – к волоску волосок.
С изнанки по шкурке – узорная вязь.
Песочком отшоркаем копоть да грязь,
И станут мудрёные знаки видны,
Как тёмный затылок старушки-Луны.
(Поди, повернется спиной вдругорядь,
Когда разохотится в салки играть.
Бывало, плясала, крутилась волчком.
Потом присмирела. Ишь, дремлет молчком...)
Хотел бы об этом продолжить рассказ,
Но дорого время – не в нынешний раз.
Теперь-то вам, вижу, совсем не до них –
Правдивых былин-побасёнок моих.
И силушка бродит, на подвиг зовет,
И рвет удила застоявшийся бот.
Попутный вам ветер, поклон вам земной.
Но чур – воротите Кузьму к посевной!..»
На этом абзаце простились друзья.
(Продвинулась к Каспию сказка моя.)
...И долго Ждульета глядела в зенит,
И слушала сердцем, как небо звенит...
* * *
* «…Коринфян обдери Еврипид!..» - Существует версия, согласно которой Еврипид приписал Медее убийство детей Ясона за взятку в 5 талантов - для очищения доброго имени Коринфа.