В недрах тех мест, где оды о свете
Умолкают при виде очертания тьмы,
Однажды открыл я глаза на рассвете,
Проснувшись от шума прибрежной волны.
Вражеский холод пронзал мою душу,
Стремясь заморозить на память меня,
Красное море окружало всю сушу –
Необитаемый остров, на котором был я.
В этом плачущем месте, подчинённом лишь мраку,
Прибой нарушает тишину и покой.
Здесь не плачет ребёнок, и не лают собаки,
Здесь образ отчаяния ходит со мной.
Равнодушием к жизни атмосфера пропитана,
И ветер гоняет по равнинам тоску.
Битыми стёклами берег усыпан,
Каждый шаг превращая в очередную войну.
Повсюду клочки от разорванных писем
С последними фразами пред суицидом.
Небось, их творцы рвались в небесные выси,
Насладиться желая ангельским видом.
Не каждый войну объявляет судьбе,
Координаты решений меняя местами.
Мы родились в воде, проживаем в огне,
После станем землёй и растворимся с ветрами.
А они загоняют нас в места, вроде этих,
Дрифтуя у пропасти ведущей к безумию,
В колыбели кошмара, острова, что под мессу
Разрезаны архангельским мечом правосудия.
Без доказательств я выводы строить не смею,
Но вряд ли я где-то в очертаниях Пафоса.
Неужели мне выпала честь в лотерею -
В ознакомительных целях пройтись по Кузнице Хаоса?
Меня пугало отсутствие тех стойких понятий,
Что кипели во мне ещё мгновенье назад.
Я пытался смириться с мне открывшейся правдой,
Что неправильно люди себе представили Ад.
Строки в писаниях верных Сыну апостолов
Про изгнание падшего из Райского сада
Ведали следующим поколениям брошенных,
Но ошиблись в абзацах при описании Ада.
Я разбирался со смыслами пишущих профи,
Вникая в идеи непризнанных гениев.
За кружкой горячего крепкого кофе
Пытался понять нестандарты творений.
Их старания выделиться все были тщетны,
Не стоило сеять этот страх на листах.
Зря пугают писания фантазией смертных.
Нет, не страшно в Аду, здесь просто никак.
В залах мести и боли не предвидится бала,
Велиар не начнёт нести искусный свой бред.
Да и вряд ли по эллипсам кого-то мотало,
Ошибся Данте - здесь никаких кругов нет.
На демонстрацию казни не зовёт голос Цербера,
Не бьёт его рык в радиоактивный набат.
Не выжил бы пёс в этом климате, северном,
В который погружен, так называемый, «Ад».
В цепях не пленятся, кто продал свои души,
Не рвутся из пропасти крики «Виновен!»,
Зато разным оружием усыпана суша,
Смиренно лежащим, как стадо в загоне.
Не проводят турниры, где победителей судят,
Даря снисходительность стойким и сильным.
Отсюда берут своё начало Бермуды,
Берущие в рабство к себе слуг ватерлинии.
Пейзаж украшают терновые заросли.
Деревья покрыты осколками льда.
Здесь в холоде греется понятие реальности,
Не скрывая желания забрать и меня.
Статика «До» и динамика «После»
Здесь давно не кладут пути к переменам.
Течение событий отсутствует вовсе.
Здесь пассат ликвидировал мачты дилеммы.
Здесь вместо озёр огромные топи,
В которых ночует смак умершей росы.
Миражи лучей пишут абзацы утопий,
Повествуя о вечности в пределах строки.
Здесь в локации тухнет сила ордена света,
Горизонт взял в кольцо зарождённое зло.
Здесь Первое Слово звучит так нелепо,
Хоть и в нескольких милях там Царство Его.
Валяется золото, но оно здесь не нужно.
Покоятся мирно алмазы, сапфиры.
Набрать бы добра себе этого с дюжину
И забыть, что душа в рваных ранах и дырах.
Под пальмой устроились детали Феррари.
А когда-то хотелось заценить его силы.
Обломки того, чего жизнь не давала,
В огромных количествах лежат, как в могиле.
Недавно хотелось испить и вина,
Но красного цвета хватает вокруг.
Единственный спутник - немая Луна,
Что тебе здесь жена. Она же и друг.
Сатану бы увидеть, но он здесь не скитается.
Пропал бы отшельник в этой тундре забвения.
Дух одиночества здесь царём и останется,
Да и тот запломбирован в заржавевших контейнерах.
Я думал, что Ад был придуман, как повод
Списать всю ответственность за злые деяния.
И меня никогда не давил правдой довод,
Что судьба сгенерирует с ним вслепую свидание.
Буду надеяться - это лишь демо-версия,
Ознакомление с тем, что приготовил мне Дьявол.
Что вскоре закончится безумная сессия,
И всё это окажется люциферской забавой.
Шагать по аллее, где стонал мёртвый ветер,
Я мог и в своих неразборчивых снах.
Я дышал бы золой и обжигающим пеплом
После был бы казнён в приговорённых рядах.
Мог бы в кино узреть отчаяние, ненависть,
Но мне «повезло», и вот - свидетель натуры.
Я стал адвокатом несуществующей ереси,
Заблудшим советником небесной лазури.
Я думал, здесь жар, как тогда в Хиросиме,
Когда тысячи душ стали тлеющим пеплом.
Здесь хоть и прохладно, но вполне выносимо.
Даже если приходится идти вместе с ветром.
Намёков на пламя и нет тут нигде.
Да и вряд ли сражаться с элементом я буду.
Если гиблое место и было в огне,
То уж точно остужено ледниковым периодом.
А я бы прошёлся вдоль улиц со знаменем,
По окрестностям скверов седых городов,
Делясь своим опытом с падшими Ангелами.
Они тоже не знают много всего.
На лицо вся неправда о сильном центре Земли,
И не было дьявольским храмом ядро.
На ритуал не слетаются демоны тьмы.
И уже не слетались, походу, давно.
Я не видел следов, чтоб здесь вообще ходил кто-то,
Это место старалось задавить память, видимо.
Хотя осколки снарядов и крыло самолёта
Напоминали о жизни где-то там, за периметром.
Молилось в душе раскалённое сердце
В поисках силы, чтоб не встать на колени.
Оно колебалось, как скорый на рельсах,
Пытаясь кричать под ритм биений.
Где же все души? Неужели нет грешных,
Сосланных в бездну за предательство света?
Не поверю, что я лишь узник действий, поспешных,
И, кроме меня, ошибившихся нету.
Не встретил убийц, сотворивших кумира.
Не видел воров и тех, кто ценит разврат.
Одному отдуваться мне за жителей мира
В усыпальнице ненависти, именуемой «Ад»?
Может так успокаивают дух мой неистовый,
И меня конвоирует вскоре райский дозор.
Или так искупают свою вину эгоисты,
И я сам подписал себе такой приговор.
Падший воздух молчал, он не в силах был молвить.
После криков от боли нет глаголить желания.
В диалогах ни с чем оставалось лишь вспомнить,
Как сам награждал и награждён был терзаниями.
Вспомнить аферы, совершаемые мною,
Когда глаза закрывал на чувства других.
От рельефа раскаяния ничего я не скрою.
Он заставит признаться в ошибках своих.
Признать поражение перед целой эпохой,
Что уснула за морем, когда попал я сюда.
Понять то, что раньше может было и плохо,
Но хуже, чем здесь, не бывать никогда.
Неиссякаемый родник всевозможных дефектов
Человеческих душ, покрытый грязью и сажей,
Инкубатор предательства и прочих аспектов,
Которыми пользуются тёмные стражи.
Архитектурный юнит для туристов, последующих,
Лишняя цепь в электрической схеме.
Это списанный рай на нужды неверующих
И лишний клочок проектировки Эдема.
Но даже и здесь свои могут причуды
Проявляться в любом из отрезков времён.
А что, если будут так наказаны люди,
И каждому выделят свой полигон?
Нас будут сжигать, вешать, терзать,
Как только сюда придут посланники ночи.
И мне остаётся только лишь ждать,
Когда кто-нибудь скажет: «Наш осмотр закончен».
Я не раз познавал амплитуду свободы,
Запирая в ангаре свою крылатую дружбу.
В дисциплинах по соло я многие годы
Оставлял за собой даже тех, кто был нужен.
Надо лишь вспомнить былое умение,
Прочее лучше запереть в саркофаг.
Обоймы наполнить до отказа терпением
И дальше терпеть эту экскурсию в Ад.
Кружок навернуть по гиблому месту,
Где, казалось, от боли стонут скалы и реки.
Где сутки навеки под домашним арестом,
А песни песков - устаревшие треки.
Где в составе морей, скорее, души утопленных,
И небо похоже на чёрную вуаль.
Только здесь вспоминаешь о злодеяниях, накопленных,
И только здесь о содеянном, действительно, жаль.
Я с криком сдирал о камни конечности,
До боли завидуя тем кого простил Бог.
Я просто хотел стать частью вечности,
Но спасти свою душу, может, так и не смог.
Здесь на просьбу о помощи не услышишь ответа,
Только эхом бросается горный хребет.
Остаётся надеяться и жить словами Завета...
Хотя какая надежда, если тебя уже нет.
Смешаны подвиги с камнем и мелом,
Но и есть свои плюсы у плена злобных садов.
Не приходиться думать, что сказать и что сделать -
В терновниках Ада нет запретных плодов.
Логика тонет давно в отчаянья лужах.
Я устал подбирать для объяснений системы.
Если я здесь, значит так было нужно.
Но хотелось бы верить, что это всё же на время.
Хотелось бы всё же вернуться к глупцам,
Что жизнь ограничили красной дорожкой.
Заглянуть ещё раз в их пустые глаза,
Посмеяться над ними хотя бы немножко.
Вернуться в тот миг на грани восхода,
Где часы остановлены стрелкой на «шесть»,
И понять, что для жизни нужно не много –
Хватает уже того, что ты просто есть.
Хватает любимой радости слёзы,
Когда ей преподносишь шикарный букет.
И стаи несущихся вдаль бензовозов –
Не главное, вроде, вот только рядом их нет.
Какие слова нужно произнести?
Какие чертить на песке мне иероглифы,
Чтобы там, как и прежде, крест свой нести,
Где жизнь-контактная линия, а чувства пантографы?
Где смогу наслаждаться швартовкой судов,
Приходящих в свой док, укутанный смогом.
Потеряться в каскаде магистральных узлов
И самому посмотреть, куда закинет дорога.
Мне так не хватает страстной бури, ночной.
Здесь каждую мелочь начинаешь ценить.
Всё становится мнимым, когда ты за чертой,
И ничего уже больше нельзя изменить.
Я штормом хотел стать бешеным где-то.
И вдаль унестись со стаей ветров,
Но небесную ткань рассёк златой клинок света,
Оторвав ото сна покои спектра грехов.
Под контроль взяли остров отряды фотонов.
Растворяется в звуках образ мёртвого мира.
Вскрикнуло небо: «Он вышел из комы!»,
Исчезли явления и я вместе с ними.
Я очнулся в объятиях родной атмосферы.
Сознание молвит, хоть ещё и размыто,
Что осталась со мной увядавшая вера.
Я прошёл Преисподнюю, значит есть всё же выход.
Желание жить помогло возвратиться,
Не поддаться отчаянию, хоть и мог многократно.
Я так и не смог с положением смириться,
Интегрируя шанс на возвращение обратно.
Спасибо Хранителям необитаемого острова,
Что уже позади анти-святая блокада.
Мы пойдём искать рай, хоть это будет не просто
После пешей прогулки по территории Ада.
Показатели в норме, боль нигде не тревожит.
Да и дух мой с экскурсии нетронутым вышел.
Но разум пытает о том, что дальше быть может.
Я боюсь, что и рай будет таким же...