Я курю не часто, но всё же бывает. Бывает, да.
Утомительными бывают люди и поезда.
И тогда, если не курить, то, пожалуй, сразу в какой-то бар.
И оставим старого друга. Он слишком для бара стар.
Ходит, кашляет, дребезжащим звуком ломает тишь
Говорит: «Ты обычно разговорчива. А сейчас почему молчишь?»
Мне же не объяснить ему, что я слышу и чем дышу,
Потому я разворачиваюсь молча и ухожу.
Он пожимает плечами, мол, молчишь, так молчи, мне что'?
Босиком – в коридор, надеваю своё пальто.
Выхожу осторожно в ночь, как выходят души из мёртвых тел.
Ночью в барах – лишь тот, кто пьян или больно смел.
Я курю, зажмуриваю глаза. Бармен тут как тут.
Бармены – единственные мужчины, которые никогда не врут.
Они просто молча слушают, кивают успокоительно и молчат.
И не кривятся, даже когда ты пьяна или переходишь на мат.
Они как лекарство, от которого передоз не возможен, сколько не принимай.
Если смотреть на дно рюмки, то пропадает всякий предел и край.
А я часто рассказываю ему, что вообще-то я не курю.
Это случается ближе к несносному январю –
Тогда, когда холодно, одиноко ну и вообще не в мочь!
Тогда не то что другим – себе не можешь помочь.
Тогда лежишь и молчишь и единственная радость – с лимоном чай.
Если кончился – другу звонишь, мол, дома лежу, выручай.
И друг приезжает – а с ним мартини, ****и и прочий сброд.
Всем вокруг весело, но ты то, как уже повелось, не в счёт.
Убери после них бутылки и прочий хлам.
И снова сам.
Я курю не часто. А впрочем, кому я вру?
Я часто курю, но не в такую жару.
Рассказываю бармену про мальчика, которого всё не могу любить, как тут не крути.
И у меня что-то колет осколком бомбы в груди…
«Он такой красивый, что любить его – ну никак не в мочь!
Мне бы от него сына. Или хотя бы дочь»
Бармен улыбается и предлагает еще по сто.
Я разворачиваюсь молча и ухожу, не надев пальто.
31.07.10