Осенним вечером, когда, устав бродить по белу свету,
Подступит незаметно к окнам темнота,
Я подожду, когда умолкнет всё до нового рассвета,
И разожгу камин, и вещи все расставлю по местам.
Я подойду к столу, достану белый лист, перо, чернила,
И, дремлющую втуне, запалю свечу.
И, чуть подумав, первый знак поставлю там, где пусто было.
И мыслью и душой я к Небу улечу...
Доверившись уму, ведет рассказ неторопливый
Рука, познавшая вещей бескрайний мир,
О том, как трудно быть сегодня в этом мире прозорливым
Среди двуногих толп, собравшихся на пир...
В одно мгновение окинув взором мира многоцветье,
Повелевает разум синевою дедовских чернил.
И по бумажной глади стелются июньские рассветы,
И бархат ночи скрадывает свет чужих светил.
Не пропустив ни капли жизни, вспомнив все ее явленья,
И заклиная Небеса их миру сохранить,
Я завещание составлю на двенадцать поколений,
И завещаю этот лист — в наш мир живую нить.
Пусть будут им, далеким, беззаботным или грустным,
Отчаянным иль нежным, белым иль цветным,
Понятны, хоть немного, наши думы, наши чувства,
И наши голубые песенные сны.
Окончив труд, я лист сложу и запечатаю в конверте,
И адрес: "Будущее" напишу на нём.
В обратном адресе — три слова: "Вскройте после смерти".
И, дунув, разом кончу с трепетным огнём.
В дыму свечи я встану, положу бумагу в ящик,
И, потянувшись, сброшу тяжкий груз идей.
Поставлю турку на огонь — пусть кофе будет слаще!
И выйду, помолясь, в просторный мир людей…
Февраль 1982 год.