Жил поэт - любитель песен.
Жил поэт - любитель песен,
людям их дарил и сердцем сочинял.
Мир добра ему был интересен,
думал, что любовью рифмы наполнял.
Замечал, как строчки благосклонно... заливаются в судьбу,
И энергию дарил своей душою, словно, колдовскую ворожбу.
И, как будто бы случайно, благодатью - сердца деве напевал,
И по струнам через слух, от не зримых чувств её чудесных,
Он смычком на скрипке колдовской... рифмами любви своей играл.
А в глазах огромных, нежных, по детски искренних, прелестных,
Из гармонии стиха, зарождалась в тайнах его неизбежность,
И в движениях зрачков пропала вся былая воли безмятежность,
А с теплом влюбленность засияла ярким отражённым душой светом,
Словно песни ворожбы... соловья лихого на заре перед рассветом.
Говорила с тем певцом она очень нежно, откровенно,
Даже чересчур, как будто знались много лет и зим,
Обо всём, о самом важном в мире своём сокровенно,
Словно с братом, самым лучшем - другом из мужчин.
С жадностью слова в ответ его ловила,
Взгляд от глаз она его не отводила,
Ей приятен был и ум, и лёгкий бред,
И не замечала, что поэт довольно сед.
Как-то раз ему в волнениях сказала
- Позови, приду, я вечно буду тебя ждать.
И с подружкой тайно... она тихо колдовала,
Амулет завороженный подарила, как печать.
Все до капелек крови сердцем раскрывала,
Чёрная звезда планету её видно затмевала.
Счастье женское своё ей не удалось поймать,
И душой во всём своею стал поэт её внимать...
Он узнал про первую её... в юности любовь,
Про мужчин былого, что сосали её кровь,
О мечте заветной, чтоб семью иметь, детей,
И задумался поэт - как и чем помочь бы ей?
Ей уверенность собой он решился понадёжней дать,
Стал себе вопросы задавать, как бы самому влюбиться,
Чтобы чувства искренние ей в незримых нитях передать?
Искренним цветком нежнейшим перед нею распуститься,
Да без всякой фальши, просто, честно другом её стать.
Логикой мужской своею просчитал до шага,
И в дурмане ароматных снов витал из мака,
В себя веря... промахи свои логично исключал,
А в судьбе за раннее ошибки действий отмечал,
- Вот влюблюсь, признаюсь, искренне скажу
- Люблю, но любовью сей тебя недомогаю,
Твоими чувствами, как своей жизнью дорожу!
И любовь на дружбу перейдёт, то точно знаю!
Чары магии своей, свой психоз, как и весь гипноз,
На зеркало, что в полутьме пред ним стояло, перенёс.
На отражение поэт смотрел в завороженные свои глаза,
От напряжения катилась по щекам с ресниц его слеза.
И говорил влюблённо, неистово и исступлённо
- Люблю, люблю... тебя моя прекрасная Мадонна!
Все чувства, зная, о любви - себе же и внушал,
В благих намерениях он сам себя же, искушал,
Из отражения зеркал… сам дьявол ему помогал!
В своей гордыне поэт всё это сладостно вкушал.
Порой охватывала жуть, оцепенение и страх,
Но его воля про любовь шептала на устах.
Три раза, три вечера подряд, как заворожённый,
Пред зеркалами подсознание своё он загружал,
И трижды, свой мир весь зеркалами отражённый,
Прошением к Любви великой в чувствах потрясал.
На первый раз покой терял,
а на второй... уже влюблялся,
На третий... стал воистину любить,
чувства нахлынули, и тут он растерялся,
Как, неожиданное счастье ему бы не забыть?
Он все волнения её стал ощущать собою в дрожь,
До колик и до боли принимал её тоску, печали,
А на душе тропический шёл ливнем сильный дождь,
И молнии насквозь клинками его сердце поражали.
Потребность в преданности... стал, ощущать щенком,
Отсутствие её воспринимал с безумной болью - воя,
По битым стёклам раскалённым он побежал бы босяком,
Пав на колени, в огне бы за неё молился у иконы стоя!
Вот парадокс, не ревновал, а за неё молил, да колдовал,
Чтоб принц прекрасный на коне лихом к ней прискакал.
Он каждой клеточкой и чувствами всю, всю её внимал,
Её все действия предвидел, всё… предугадывал,
Что перед ними окажется стена, за нею бездна, тьма.
На просьбу - другом стать, она отринет, не поймёт,
А помыслы, чтоб ей помочь, его же, и сведут с ума,
Любовь на дружбу к ней увы, его совсем не перейдёт,
Он знал все те печали из невзгод, все скопом наперёд,
И ожидал решения в своей судьбе решительный черёд,
В сеть чувств попал он из её... не видимых и крепких нитей.
Но за судьбу переживал - за лад, не лад, за жизнь событий,
А нити, как живые щупальца, сквозь тело к сердцу проползали,
И слёзы, и беда её - с разрядом тока молний... поражали.
Что удивительно, поэт во всём и вся в себе её стал ощущать,
Существование своё у мира бытия, не мог он без неё понять,
То ли себя нашёл и у судьбы своей стал лжец,
А то ли потерял он всё и вся, и стал слепец.
По своей воли, или волею судьбы, три раза,
По промежуткам, на разговоры её вызывал.
И мчалась по его крови любовь, как метастаза,
Он, жертвуя собой, себя же, и использовал.
Счастливец! Дружбу предложил на первое свидание,
Она же, мило улыбнулась и согласилась с ним охотно,
Неделя пролетела быстро, её тревожило сомнение,
Его томления в смятениях промчались мимолётно.
Потом признался ей в любви - излишни, откровенно,
Что чувством искренним не станет её душу доставать,
Переведёт Любовь на дружбу, на радость... беззаветно,
И, что желания его стремятся страстно только помогать.
Все объяснения прошли невдалеке Останкинских прудов,
Поверить не смогла и нежность сердца не услышала из стуков,
Она доверилась шептанию утопленницы и мести здешних духов,
Была вся под влиянием их судеб, что в ворожбе все были из оков.
Легенду - про привидения из этих вод, они ещё совсем не знали,
Сознанием своим... тьму черноты Останкинских прудов не примечали,
Но подсознанием – зло внешнее, они сидели на скамейке и вдыхали,
А мимо по зеркальной глади романтично утки мило в парах проплывали.
Она смотрела, слушая, раскрыв во всю глаза,
Открыто, всё и вся! До капельки внимая!
Весь шёпот духов, из-под воды их голоса,
Как яд утопленницы... душой воспринимая,
Ему сказала нежно, что любовь – прекрасна!
Что будет с ним дружить, то для неё так… важно!
На день другой ходила не своя, чего-то ждала…,
Потом на две недели, вдруг в отпуске пропала.
Он ждал душой, но не звонил…, весна… уже настала!
Здесь автор хочет сделать перерыв себе, чтоб главное сказать,
Поэт женат, супругу любит, не изменял, не собирался предавать,
Хотел через любовь уверенность придать, мечтал, лишь другом стать,
Но интуиция своя пугала, а сердце ощущало тяжесть и смутный страх,
От этого он в бездну падал и пропадал не раз в своих ужасных снах.
Вот этот день судьбы его настал,
Он утром рано... с рассветом встал,
Нарвал сирень, купил букет фиалок
И положил на её стол - весны подарок.
Он в радость роль хотел сыграть, увидев её счастье,
Мечтал вложить добро и свет, и нежное своё участие,
Цветы весны, со светом солнца у её ножек положить,
Запомнить нежную улыбку у подруги... и этим дорожить.
Его порыв был прост, без умысла, за так,
Дать радость и улыбку, как крохотный пустяк,
Она придёт, увидит, вдохнёт букет его цветов
И из тоски – печали… сбросит свою цепь оков.
А он же, по делам работы убежал, её не встретил,
Не понимал, что делал, как творил, лишь ею бредил,
А ветер в голове, как листья - мысли его разогнал,
Поэт в волнении конца работы своей нудной ждал.
И вот настал тот час, закончены ненужные дела,
Под дождь пронизывающий, очень мелкий, моросящий
Неведомая сила его по парку к замшелым пням вела,
С чего-то ворон каркал, глас с хрипотцой и мстящий:
- Вестимо! Плохи брат дела! Тьма за тобой пришла!
С мобильника волнуясь, позвонил,
Позвал по отчеству, так пошутил:
- «На улице весна! А у тебя цветы,
Такие…, нежные, как королева - ты…»
-« А..., это ты поэт! Послушай, ты мне мешаешь,
Я не могу с тобой дружить, ты это понимаешь!
Забудь любовь ко мне - дурацкую свою,
Тебя, цветы, твои стихи..., я не терплю!»
Поэт в ответ стал, что-то мямлить, не внятно бормотать:
- «За что? Зачем? Как? Почему?
Как к злейшему врагу – к нему!»
Всё завертелось, из под ног, вдруг стали землю выбивать.
Всё шатко. Что? Да, кто вокруг? Всё перестал он ощущать!
Пеньки да сучья, под пенье ворона пустились в пляс,
Всё почернело, жизнь потеряла вкус, цветов окрас.
Не стало времени, в душе не выносимая возникла боль,
Шептала смерть - сыграй со мной в любви красиво роль.
Так три часа изгнанник, как безумец… кружил кругами - Ада,
Вдруг солнышко, очнулся, жизнь лучиком коснулась, как награда,
Сказал: - «да что со мной! Жизнь ласкова, а смерть? Она мне надо!
Приду, сегодня же, поговорю, конечно же, она поймёт,
И между нами снова дружба нежным цветом зацветёт».
И он пришёл, встав на колени перед ней…, заговорил,
Волнуясь, путая слова, ну, в общем, из последних сил:
- «Сегодня месяц май, весна, я не прошу меня любить,
Лишь дружбу честно свою предлагаю,
Не уж-то, этим лишь тебе мешаю?»
- « Да, ты мешаешь..., и постарайся про меня забыть,
Цветы и ты... мне не нужны, друзей и без тебя хватает!»
Поэт растерян, в разрозненных осколках слов витает.
- «Хоть фотографию…»
- «не дам!»
- «на память…»
-« Кто ты такой? Мой образ чистый не для тебя, он занят!»
-«Позволь общаться изредка, хотя бы видеть…»
- «Ну что, смотри издалека, то вовсе не обидит»
Поэт ушёл, его весенние цветы лежали на чужом столе,
Фиалки и сирень... в тоске завяли
и одиночеством благоухали.
В душе лишь холод, да озноб, весна осталась вся вовне.
На два куска в поэте – "Я", бесцеремонно разодрали…
Осталась дружба бы, то в нежности любовь бы растворилась,
А так безжалостно и с жалом безысходность в сердце впилась.
Фортуна колеса ребром судьбы катилась лишь с любовной стороны,
Но задрожала, вращаясь, и стороны, как полюса тех чувств замещены,
И не взаимной стороной, за что-то мстя, опять вокруг его помчалась,
Любовь оставить, увы, нельзя и перед зеркалом уже не получалось…
Лишь дьявол в отражении шептал – «уйди из жизни!
Тебе на этой тропке места нет, ты явно - лишний!
Зачем тебе такая мука, боль, страдания, печали,
Смотри на души, те, что горят, их нет, пропали…»
И сочинитель шёпоту бесспорно бы и внял,
Но вдруг любимая жена смертельно заболела,
И он костлявую с косой, что ожидала, отгонял,
Энергию всю собирал и отдавал для жизни дела.
Где опухоль её была, водил на расстоянии руками,
Вытягивал в себя и стряхивал на пол, шепча – Бог с нами!
Жене сказал, что полюбил, но это друг, он нам поможет,
Что очень любит, не изменял, предать её не сможет,
Что обожает и любим, любовь есть Бог – ждёт на венчание,
Пред обручением пройдём вдвоем исповедание,
Свидетелем Земфиру позовём, пусть будет служкой,
Она светла, к нам лучшею придёт подружкой.
День операции назначен, сжимались сроки,
Позвал Земфиру нам помочь, отказы строги:
- «Вину свою ты хочешь смыть, танцуешь танго,
А я бы рада вам помочь, но мусульманка!»
Он на коленях перед ней стоял и плакал,
Надежды все он возлагал, как - на оракул.
Он говорил ей о её душе, о её свете,
Что аура её светла, как солнце в тёплом лете,
Что если две души – её, жены, соприкоснутся,
То силы счастья - света и любви в них соберутся,
Тем самым каждый сможет сам себе во всём помочь,
С Земфирою останемся друзьями и недомолвки прочь.
Лишь с другом общим, смогли подругу убедить,
Ответила - «подумаю, наверное…, согласна»
- А время, сжимается, бежит, боится уступить,
Вприпрыжку, да в галоп, торопится ужасно.
Жена волнуется, ей страшно,
до операции... всего три дня осталось!
Вот церковь выбрали, прекрасно,
там Циолковского чета венчалась.
Добро дал батюшка: - «Причастие сегодня, венчание завтра,
а послезавтра… нет! Церковный праздник...»
Они в ответ: - «Но как же, без колец, нам надо пригласить друзей,
мы без всего, в чём есть…»
А батюшка: - « В венчании нужны лишь вы и ваши души,
а Бог свидетель и участник!
Даю вам кольца и венец, Господь, я, вас двое, достаточно компании сей,
да и пред Богом ваша честь»
Они венчались далеко от дома, свидетель - не она, но всё же, был,
Приятель нигилист, он согласился, хоть в церковь до того не заходил.
Потом больница, хождения, прошения за дорогих людей к святой Матроне,
В церквях, пред Божью Матерью иконой стоял поэт, молясь за них в поклоне.
Вот резал скальпель, зашивали шов,
Но опухоли не нашли - среди узлов,
Неизлечимая болезнь осталась вся вовне,
В небытие ушла, промчалась мимо в стороне.
Наш сочинитель волновался, бегал, семенил,
И сам Господь поверил, его жену не позабыл.
Всё разрешилось и срослось,
Всё так прекрасно кончилось,
Но! Всё таки осталось одно но…,
В мечтах, желаниях его – разрешено,
Самой судьбой нелепо, но предрешено,
Опять срослось вне понимании - её звено,
И только дружба началась, её уж нет,
Как вето судьба даёт на то запрет,
И не взаимная пришла, не отойдёт,
Яд отрицаний, что выпущен из жала
- Не любви отравы, ни кто не уберёт,
Отвергли даже дружбу с пьедестала.
К святой Матроне поэт в гости заходил,
Иконку и цветы Земфире брал - для счастья,
Потом в мечети, перед Аллахом за неё молил
- За радость женскую и без единого ненастья.
Но дни поэта против воли потекли,
Жизнь ощущал свою кругами Ада,
Жуть отрицаний - болью нарекли,
Смерть принималась, как награда.
В подругу, не из чего вселились черти,
Нечаянно, она ему - посланниц смерти.
Во взгляде нежность и печаль,
Сочувствия и вспышки злобы,
Рентген пронзает сердца сталь
И проникает в душу, до утробы.
Она к нему вдруг мило подойдёт
И сядет близко, близко, очень рядом,
Вдруг, как, ошпаренная, вскочит и уйдёт,
Как будто бы была со скользким гадом.
А с теми, кто были раньше всегда её врагами,
На вред ему с улыбкой шла, обняв руками.
При нём просила ей помочь, но от другого,
Мстя, метку ставила на нём, печать - чужого.
И разговор вела меж ним чрез третьи лица,
Как будто можно, его словом отравиться.
Когда читал при ней стихи в кругу друзьям,
Её немедленный уход, он слышал по шагам.
Тоску свою не мог замять,
с подругой что? И как понять?
Всё рвался с нею объясниться,
но не хватило сил пробиться,
На разговор один ответ:
- «Ну что не видишь, занята!
Тебе давно сказали, нет,
Всё остальное - это суета…»
Он целую тетрадь всю исписал,
отдать письмо своё заветное мечтал,
решил, так объясниться будет просто,
Она сказала ему отказать,
перед окном стихи, что для неё, стал рвать,
и в них сжигать
своей души короста.
Когда все чувства - из пяти, с её душой необходимы,
Не выносимо ощущать, ко ль вы вдвоём, а с ней же не едины,
Вдруг ненароком разлучают,
тебя с тобою разрывают,
Куда больнее, если это... делает она,
с тобою и с собою вдруг сама,
Тебя ни капли не спросив
и ничего не объяснив,
При этом видеть пред собой - родное,
родней чем по крови, да дорогое!
Цыплёнком первым в мир вступать,
за уткой к реченьки бежать,
Не думая, что можно утонуть, но ощущать,
что на воде его родная мать!
Любовь прогнать, да в дружбе отказать,
то равносильно слову - убивать.
Поэт сам жаждал своей же смерти,
С непониманием в любви, поверти,
И стало мрачно, невыносимо в жути жить!
Предательство друзей переживал легко!
Над этим мог вовсю, смеяться и шутить,
Иуд таких он отсылал свободно, далеко!
Но к не взаимной боли на многое труднее приручить.
Поэт задумался , как душу от страданий излечить,
Собрался в отпуск за свой счёт, так месяца на три,
Она растеряна, душа в разлёт, вдруг на его пути
Стоит, есть страх в глазах, чуть сдерживает слёзы,
Во взгляде трепет нежности и ни какой угрозы.
Волнуясь, говорит: - « уходишь, насовсем? Зачем?»
- « Да нет, я в отпуск отдохнуть от всех проблем,
с женой на дачу в свой эдем»
Она от радости вдруг встрепенулась,
как балерина развернулась,
рукою, как крылом махнула,
и мотыльком обратно упорхнула.
Лишь месяц только... поэт провёл с женой,
Набрался сил, и исцелился – не больной!
- Свободен! Возомнил..., в себе он весь!
Где плоть с душой – единая его же, смесь.
От не взаимности любви своей... освободился!
На землю от бредового полёта приземлился.
Земфира друг его – вне лжи,
Жена подруга – жизнь души,
Жить! Удивительно приятно!
И на работу поспешил обратно.
Но знайте, рок - не укротим,
судьба по выбору - в два лика,
- занятно!
Дуэль меж – я и я, с собой самим,
с надрывом, но без крика,
сплошь рядом и то не вероятно!
Ах, жизнь - сплошная суета,
светла,
приятна!
Смерть – тишина и глухота,
она - чиста,
да и опрятна…
Для тех, кто жил,
идёт посыл
– от жизни всё!
А ничего!
Звучит - до срока.
Покойник мёртв,
Звучит - убого…,
так много слов
– о жизни хорошо,
иль ничего?
При возвращении, три дня поэт провёл приятно, свободно и легко,
Она кружилась, щебеча, как птаха в танце... всё вокруг него,
Петлю из не взаимности – лассо на шее... она немного отпускала,
А он замешкался чего-то, ему удавку снять бы – пустяк из ничего,
Давно всё до чертей его достало,
Но на четвёртый день сия подруга...
Надменно, конец петли поймала,
Стянула узелок удавки очень туго,
Вновь стала повелителем всего,
Опять он, как прозрачное стекло,
Она играла и его не замечала,
Вновь время по спирали потекло,
Всё возвратилось на круги своя, в свои начала,
Ни дружбы, ни любви, а в сердце с ядом жало.
На крылышках неразрешённая его любовь порхала.
И наш поэт бежит с работы под расчёт, куда попало!
Прощался с ней..., она сценарий отрицания сыграла,
Смотря в упор - не видела, давно его не стало,
Смотрела вскользь, как сквозь окно..., устало,
И на прощанье не слово, а лишь молчание кристалла.
Ушёл, опустошённый, не понятый , чужой,
Страшней всего, что безразличный, ни какой,
Искать, в отсутствии - её, души своей покой.
Как странно, вот нет её, а пустота когтей не разжимает,
И подсознание из образов её и чувствами переполняет.
А сны, все во лишь бред, но так реальны и неотвратимы,
Своей действительностью – яви..., они невыносимы!
Но если ты никто, зачем во сны к нему являться,
И делать вид, что тебя нет и безразлично издеваться.
Спустя три месяца всего, с надеждами под Новый Год,
Чтоб повидать её, друзей, поэт на праздник возвратился,
Всё, как и прежде добродушный в офисе коллег - народ,
Она счастливая всем телефон свой раздаёт,
Он напоследок получил, от всех не отличился.
Потом при всех навзрыд она рыдала, а он слышал
И видел, и вытирал, и ощущал в своих ладонях её слёзы,
Она слова невнятно бормотала из стихов, что ей писал:
- «Послушай, я же, суть самой - мимозы!
А не колючки у шипов от твоей розы».
Заметил он её обиду - на все из рифм слова,
На всю неразрешимую внутри её - тоску,
Где каждая слеза была подобна лепестку,
Как у неё, так у него… кружилась голова,
Сквозь руки к сердцу проникали её слёзы,
Он видел трепетность души своей мимозы.
Они остались с ней одни, вдвоём,
Она сильней ещё, вдруг зарыдала,
А в сердце пламя с неистовым огнём,
По-разному боль - сердце прожигала…,
Им дала вечность ощутить - на миг судьба,
Понять друг друга, к дружбе возвратиться,
Но взбаламутила и их свела по своему с ума.
Энергия ушла на слёзы, розы и не осталась сил, соединиться,
Понять друг друга, по-человечески хотя бы... распроститься.
Поэт всё на коленях перед ней стоял, держал в руках её ладони,
Не уставал, всё бормотал, что в счастье повезёт - его Мадонне!
Всё успокаивал, а диалог о чувствах в сердце с ней не вёл,
Использовать её боялся, а более всего, он не хотел, обидеть,
При этом знал, что дар бесценный от судьбы своей подвёл,
А рок униженный, не даст родного человека больше видеть.
Она повеселела даже, но переменчиво и нервно,
Стала пьяна, не от вина, но крепко, откровенно,
Ко всем мила, нежна - в любезности к нему надменна,
Как будто с ним и, в общем - то не с ним
- Со всеми, то с тем…, то с этим.
Все чувства радостью у ней кричали,
Как не послушные избалованные дети,
А слёзы спрятались, они... молчали,
Ресниц из гордости их сдерживали сети.
И он ушёл, чтобы собою не мешать, не обижать,
Пришлось тихонько ему со своей болью убежать,
Он друга уломал, который рвался в ночь кутить,
Дал денег на такси, чтоб смог надёжно её проводить
И попросил, чтобы об этом с ней ему не говорить,
Чтобы её не доставать, с ней по английский распрощался
И не сказав: - « goodbye», в тоску из интуиции умчался…
Да, Бог един, Он есть Любовь,
В плоть человека вдохнули душу
И с нею алою для жизни кровь,
Кто любит, говорит: «Не трушу!»
- Возлюби себя, как ближнего своего - через Него и самого себя,
А Бог во всём, в тебе и в нём, относись, ко всем, как к Нему любя!
Если хочешь полюбить, любимым быть, то надо... друг друга нам понять.
Сожги все недомолвки, тяжесть - в дым, и душам в благодать тогда обнять.
Так хорошо, тогда быть... просто рядом – вольготно и легко дружить,
Знать, Бога вы в себе нашли едино, Его предавать, то зря прожить.
Любовь! Она и есть наш Бог! Для Иудеев, Мусульман и Христиан,
И отвергать саму Любовь по вере, то злейший грех и Бога самого обман,
Те попадают в рай - на небеси, кто истинно в друг друге... нашли самих себя,
А ангелы те - кто на земле умел любить, они живут поныне и знать, не зря!
Мужчина, женщина... тогда лишь человек, когда познали жизнь с любовью – Бога!
Тот самый, та самая, и вечность эта... на много лет – к Любви великая двоих дорога,
Их детям будет легче, свой путь искать земной – Любви, как чудо идеал,
Их путь родителей отмечен кровью генов, Любовь к ребёнку - их шаг ласкал.
И на земле настанет больше Бога, а сущность Его есть Любовь,
Мир - созидания, познания, и перестанет в злобе литься кровь!
И алчность с завистью отстанут, во тьму сбегут теней грехи.
Свет белый миром станет править, стирая серость на штрихи…
Бог, есть Любовь! Уверовали! Нет в свете истины земли иной!
Ты не нашёл себя при этой жизни, то обязательно найдёшь в другой!
А что же, наш поэт, ушёл с тенями своих мук, туда, где свет не мил,
И счастье из общения, и радость жизни - на горечь смерти заменил,
Надежды... от возможной встречи лучами света придавали ему сил.
С мечтой и верой подарок делал - ко дню рожденья, тем днём и жил.
И по канонам – амулет: руками, сердцем, с молитвами - души творил,
Из серебра он вылил ангелочка, как копию её, и камни звёзд вложил.
А после, как икону перед Христом, Аллахом, молясь, душою освещал.
И амулет до срока... носил у сердца, и силы жизни из любви своей впитал.
В Пафнутьевской купели от невзгод лихих - святой источник его закалял.
Молил он Божью Матерь о светлом женском счастье,
Молил Матрону, просил принять в судьбе её участие,
А у мечетей и церквей он подаяния нищим подавал,
Чтоб ангел серебристый... защиту благодати получал,
Чтобы Господь и дух Святой её оберегал,
Чтобы в добре Земфиру примечал,
Да силу её крыльям предал.
По фотографии её, поэт
писал её портрет,
А в рабстве ум держала лира,
под именем своим – Земфира!
Ритм - сердца выжимает с кровью на листки стихов слова,
И в рифмах целый год в любви кружилась голова.
И Муза мучила и от себя не отпускала,
Рука, завороженная, писать не уставала,
А милая – далекая... его не понимала
И день за днём... тихонько забывала.
Вот срок прошел, настало середина лета,
И День рождение её пришёл, но эта радость была без ответа.
Он позвонил, поздравил, та щебетала с ним довольно мило.
Как только встречу предложил минут на пять, подарок передать.
Она стальным ответом отменила и отрицанием его пронзила,
И отказалась не только видеть, но даже, что-нибудь принять,
И телефон свой отключила и слышались одни гудки, гудки,
К нему вернулась боль..., головокружение, туманные круги.
- Ах, безысходная любовь, ну, отпусти, свободой помоги!
Подарок, что остался, кислотою нещадно руки жжёт,
Опять от жизни чудной смерть в сеть свою его зовёт.
А сжечь, порвать
не может, ведь это благодать,
Ведь все моления от Бога,
а уничтожить, злу отдать,
Разрушить, значит, проклинать,
А вот оставить у себя,
то боль устал уже держать,
И сей подарок через друга, решился передать,
Взял сердцем Слава его муку,
так другу протянул он руку,
Ведь уловил во взгляде смерть:
- Свой суицид? Забудь, не сметь!
Ты думаешь в Аду сгореть,
и этим боль свою умерить,
Считаешь выход - это смерть
и даже в грех не хочешь верить.
Знай, самоубийцы в рай и даже в ад не попадают,
А вечно с мукой безысходной над суженой летают.
И справедливые слова... пыл у поэта остудили,
От страшного греха, от смерти душу огородили.
Все поручение поэта с собою Слава взял,
И на свидании - с Земфирой... все выполнял.
Но говорить о дружбе, милая подружка отказала,
И все подарки не смотрела и даже в руки не брала,
На встрече этой, чтобы поэта отпустить, она лишь отвечала:
- Да ни кого я не держу, со мною не зачем об этом говорить!
Милей мне встреча с Сатаной самим, никоим образом не с ним,
Мне злейший враг дороже - чёрт! Он друг мне лучший побратим!
И вот решил поэт, подарки для судьбы её - ей самому вернуть,
Он в Интернете адрес разузнал, весь полный к ее дому путь.
Вот домофон, что на дверях он обманул, поэт теперь - курьер,
Вот сумка полная, забитая газетами, все с надписью - ЛДПР!
И с первым встречным, без кода... проникает в дом,
Почтовый ящик сломан, тот совсем не под замком,
Он уложил туда её портрет, стихи - любви и амулет,
Вздохнул, и вот из тьмы подъезда выбрался на белый свет,
Боль всю и безысходность - часть, за дверью той оставил,
И в сквере на скамейку сел, и по мобильнику ей позвонил,
Да нервно путаясь и заикаясь, волнуясь, с ней заговорил:
-"А, это милая Земфира, не буду больше тебя беспокоить,
И телефон тревожить твой, да разговорами морить,
Но против твоей воли мизерный подарок свой тебе вручаю,
Жаль, что дружить не хочешь, а я тебя же, отпускаю,
Ты загляни в почтовый ящик, всё забери, оставь, или
Подарок выброси, он по судьбе, по праву твой,
Твои же, чары в судьбу твою меня не допустили,
А я не потревожу больше никогда тебя собой.
Она взволнованно в ответ, обижено, устало:
-"Ты что же, сегодня приходил ко мне домой?"
-"Нет, успокойся, в твою квартиру я не заходил,
Лишь всё безумие своё в почтовый ящик уложил.
Прощай! Но жаль, не хочешь замечать, что я - твой друг,
Ты в сердце у меня - души подруга, а я в твоём – испуг.
Я оставляю за собою маленькое право,
Тебя на день рожденье поздравлять,
Кричать родной подруге с чувством - браво!
Певицу сердца, трудно и невозможно отпускать!
А в трубке, уже гудки..., они умеют за неё молчать.
Поэт уж десять лет принцессу поздравлял влюблёнными стихами,
На Новый год, на женский день, на день её рождения.
Срок в десять бесконечных лет! Он безысходно разводил руками,
Ведь наяву свиданий не было, лишь в снах её видения.
Она же, всё это время послания его все получала,
На них не отвечала, странно, но их не отвергала.
На пятый в Интернете поставила, как нет - запрет,
Но всё же, любопытство побеждало, её души совет,
Запрет снимала, его послания читала,
И вот последние стихи... не приняла,
И любопытству своему ход воли не дала.
Послания три раза в год писал и праздники её считал за счастье,
При этом знать, что не напишет и не скажет ничего она в ответ:
Как то: спасибо, как твои дела? Как жизнь? Или обычное... привет!
Молчанья эти хуже самой боли, невыносимы безразличие и безучастие.
Земфире скоро - уже за тридцать пять!
Есть радость для неё стихи писать,
Но света нет – тьма несусветная.
Стихи, любовь и дружба самая заветная,
Все это - в её глазу соринка не заметная,
Какой же, смысл поздравлять, и тем пугать.
Влюбленность крови по сердцу его трепетно текла!
Взволнованность - она за ненависть лишь приняла.
Теперь же, видит в его поступках только страх,
Из откровения мечты - в его в шальных стихах.
Поэт из безразличия её, свой ощущает крах,
Жизнь серая течёт его в её мирах, в её тенях.
Её ответ в подарок, лишь полное молчание,
Хотя бы в этом, исполняется - её мечтание,
Себя, в судьбе - за то благодарит,
Что она есть, за то спасибо говорит.
Вот странно, поэт через пустое,
Присутствие Земфиры ощущает дорогое,
При нём её - и радость, и печаль,
Но воля от неё - забыть родное,
На то его непонимание, а ей то очень жаль...
Вопрос ребром стоит, есть смысл поздравлять,
Когда его подруги безответной тридцать пять?
Быть может счастье пожелать?
Молчать..., молчать! Молчать?
Как счастлива она?
Откуда? Как узнать?
Вопрос, рождается вопросом,
Решение судьбы - покосом...
(19.05.2010 г.)