Мудрый художник
что-то в глазах углядел
крошки-графини…
Свадьба…острожник
муж…и печальный удел…
взор темно-синий…
Брошена светская жизнь
фрейлиной юной…
Следом за милым в Сибирь
ночью безлунной…
На фото: слева - Неизвестный художник
ПОРТРЕТ ЕЛИЗАВЕТЫ ПЕТРОВНЫ КОНОВНИЦЫНОЙ В ДЕТСТВЕ. Начало XIX в.
справа - портрет Елизаветы Коновницыной - Нарышкиной работы Н. А. Бестужева
Пояснение: 8 января 1826 года из Москвы в Петропавловскую крепость доставили полковника Тарутинского пехотного полка, члена Северного общества декабристов Михаила Нарышкина. Не прошло еще и двух лет со времени совсем другого царского указа – о выдаче фрейлине и графине Елизавете Петровне Коновницыной двенадцати тысяч рублей в связи со свадьбой ее и Нарышкина…
Елизавета Петровна была единственной дочерью героя 1812 года, генерала и бывшего военного министра графа Коновницына. С детства ее окружали богатые и влиятельные родственники, которые определили молодую девушку во фрейлины императрицы Марии Федоровны.
«Памятный день 14 декабря 1825 года полковник Нарышкин встречал в Москве, а восьмого января следующего года начался его «крестный путь», – рассказывает старший научный сотрудник Ставропольского краеведческого музея Виктор Кравченко. – Под конвоем он был доставлен в Петропавловскую крепость. Лишь через месяц Елизавете Петровне удалось за подарки тюремщикам передать мужу теплые вещи, столь необходимые в холодных казематах.
Позже Михаил Михайлович вспоминал: «Сижу я в Петропавловской крепости, и болит сердце по жене. Вот дали мне знать, что в такой-то вечер, в сумерки она придет на тот берег Невы, чтоб хоть издали, в окошко, меня увидать. Условным знаком была игра в рожок. Сижу у окна с решеткой железной, жду. Вот слышу, рожок играет, напрягаю зрение, вижу – далеко, на противоположном берегу, жена, одетая охтенкой, стоит и машет мне платком».
Нарышкина признали виновным «в знании об умысле на цареубийство, но без согласия и с противоречием токмо без донесения» и приговорили к двенадцати годам каторги с последующей ссылкой на поселение. Срок каторги позже был сокращен до восьми лет».
Елизавета Петровна забыла о своей знатности и богатстве и разделила судьбу с любимым мужем, испросив позволения у императрицы следовать за ним в Сибирь. В мае того же года вместе с Александрой Васильевной, женой декабриста Ентальцева, она прибыла в Читинский острог.
О внешности Елизаветы Петровны той поры можно судить по портрету работы Н. А. Бестужева, написанному в Петровском заводе в 1832 году, о котором Нарышкина сообщала матери Анне Ивановне: «…я на нем похожа».
«После отбытия каторги их перевели в город Курган, – продолжает В. Кравченко. – Смена климата при переезде из Петровского завода вначале благотворно отразилась на здоровье Елизаветы Петровны, но затем у нее снова начались прежние нервические припадки и приступы спазматической астмы. В начале 1835 года она подала через графа А. Бенкендорфа прошение императрице «О перемещении ее с мужем в одну из южных губерний России». Но в этой просьбе было отказано. В утвержденном Николаем I имущественном статусе жен декабристов говорилось, что «невинные жены государственных преступников, разделяющие супружескую с ними связь, до смерти мужей должны быть признаваемы женами ссыльнокаторжных…».
Пять лет прожила Нарышкина в Нерчинских рудниках, еще пять – на поселении в Кургане Тобольской губернии. Окружающие отмечали, что держалась Елизавета Петровна несколько высокомерно, но при более близком знакомстве раскрывалась как добрый и благородный человек, беспредельно преданный мужу и его товарищам. Вот что писал об их жизни в Кургане Н. Лорер, автор «Записок декабриста»:
«Семейство Нарышкиных было истинными благодетелями целого края. Оба они, и муж, и жена, помогали бедным, лечили и давали больным лекарства на свои деньги, и зачастую, несмотря ни на какую погоду, Нарышкин брал с собою священника и ездил по деревням подавать последнее христианское утешение умирающим. Двор их по воскресеньям был обыкновенно полон народа, которому раздавали пищу, одежду и деньги».
Когда в 1837 году М. М. Нарышкина по «высочайшему повелению» определили рядовым на Кавказ, Елизавета Петровна опять последовала за ним. Отношения супругов отличались бесконечной теплотой, привязанностью и преданностью. Когда в январе 1863 года не стало Михаила Михайловича, декабрист Е. Оболенский в некрологе, опубликованном в газете «День», отметил:
«…Он вступил в супружество с графиней Елизаветой Петровной Коновницыной и в ней нашел ту полноту сочувствия, которая в жизни выражается полной гармонией – и стремлений, и цели жизненной, и надежд, и желаний. В этом сердечном союзе протекли многие и многие годы. И Кавказ с его грозными твердынями, и Сибирь с ее пустынями, везде они были вместе, и везде их сердечная жизнь, восполняющая недостатки одного полнотою другого, выражалась в любви чистой, отражаемой во всем строе жизни».
Через четыре года после мужа скончалась и Елизавета Петровна. Ее похоронили рядом с ним. Два черных мраморных надгробия стоят на кладбище Донского монастыря в Москве.
Источник: