1.
Что ты плачешь, сестра?
Разве можно оплакивать это:
простоватую жизнь, опалённое горькое лето,
кухню с видом на ветки сухой аскетичной рябины,
половицы поющие, быстрые всполохи света,
пищу скромную, праздники-именины?..
Вытри слёзы.
Какая над августом льётся вода!
Бочки – полные.
Что твои слёзы внезапные?
Хватит.
Мы приехали, мы прилетели с тобою сюда.
Мы сидим на продавленной старой скрипучей кровати.
Ах, каким языком ты молчишь у меня, ах, каким!
Я ни слова в ответ не способна сказать, ну и что же?
Мы с тобой помолчим, и ещё, и ещё посидим.
Или жизнь позовём. Или сладкого чая предложим.
Или встанем и выйдем. Мне – девять, и пять твоих – вот.
И собака большая сидит на песке у ворот.
Бесконечное детство дворовое – пряник и кнут.
Не достанут, не схватят, за пояс себе не заткнут.
Так и выйдем вперёд осиянные, скажем «привет».
И собака бежит, беспризорная, радостно вслед,
дышит часто, смеётся, виляет ужасным хвостом…
…ну, а взрослыми станем потом.
2.
Ну, а взрослые… взрослые – мы не такие,
как хотелось нам в детстве.
День выгорел.
Праздник покинул.
Огонёк зажигалки, как бабочка-адмирал,
чтобы мир под него замирал.
В темноту погружаясь, над пеплом остывшим ответь,
чья мы ветвь?..
Нам заказано плакать с рождения, помни всегда,
мы с тобой – всесоюзная кровь, мы с тобой – лебеда.
По сусекам скребли, замесили с песком пополам.
Рассадили потом доходить нас по разным углам.
И в зрачке твоём чёрном алтайская ночь до краёв.
В мех овечий ложишься – заходишь в убежище снов.
Под гундосое пение нитку неровную вьёт
смуглокожая бабушка Рая, и сердце твоё
замирает.
Скрипят валуны.
Прорастает родник.
Тёх, – шепчу тебе,– тёх.
Но подводит язык.
3.
Вытри слёзы.
Достаточно.
Всё познаётся в тоске,
близко к телу допущенной. Вот она – слабость минуты.
В удушающем первом объятии, в резком броске
на острейшее лезвие слов. Мы уедем отсюда
с чистым сердцем. Мы вынесем повесть разлуки о том,
как легко отпускает гостей своих временный дом,
как родной – принимать не желает и водит кругами.
Дверь закроем, и ключ – оборот, оборот – повернём.
Вот и некому, некому, некому
в мире ином
на рябину смотреть,
за скупыми следить облаками.
(тёх с алтайского - ничего)
***
Представляю, как ходят по дому
и письмо сочиняют в уме.
Это – к облаку, к саду пустому,
к серой мыши, к ненастью, к зиме.
Всё такими словами простыми
обозначено. Тронь – запоёт.
Спичка выгорит. Кофе остынет.
Поскребётся вернувшийся кот.
На странице для нравоучений
распинается друг-Феогнид.
А за домом снимают качели,
и антоновка сладко саднит.
Разговор переносят на «завтра».
Разъезжаются, как предают
летний зной, легкомысленный завтрак,
беспорядок и славный уют.
В этом доме любили, гостили.
Акварели убрали в комод.
Или вспомнят о брошенном, или
не вернутся потом через год.