Он приходит обычно, когда за окном тепло.
И норовит пустить себе пулю в лоб
Или считает какие-то этажи.
Клянется, что больше нельзя так по-скотски жить.
Но он не один. С ним приходит отряд других,
Заходят не разуваясь, не пожимая руки,
Раскупоривают стоящий в баре коньяк.
Их забавляет то, как бессильна я.
Мой растеряно-вялый, домашний нелепый вид
Их порой раздражает, но чаще всего – смешит.
И они остаются подольше. На век, на два.
Тогда тот тревожится: слушай, ты как тут, а?
Хочет вызвать на разговор, разбудить меня.
Хочет вызвать - врача, но не знает, на что пенять.
А они ухмыляются, стоя со мной у дверей,
Поглаживая остроносиков в кобуре,
Цигарки сухими губами слегка жуя.
Смотрят, как долго его провожаю я,
Как медленно поворачиваюсь к ним спиной.
Бережно закрывают замки за мной.
Несут на руках до кровати, кладут под плед.
И растворяются в записях на столе.