Утро вступает в свои золотые права,
Светом впиваясь в сухие от злости барханы.
В жёлтое медленно-медленно входит пустыня.
В воздухе, томном от зноя, дрожит Бухара,
Солнце наносит жарой нестерпимые раны,
Город пока ещё вял, как подсохшая дыня,
Но через пару-другую часов он ожил,
Зашевелился чалмами людской муравейник:
Красные потные лица, худые фигуры.
Жизнь забурлила, как если бы кто-то включил
Кнопку движения и Бухара, словно пленник
Силы весёлой, помчалась к полудню аллюром.
Вязнут минуты, не в силах прорваться сквозь зной,
И бесконечно далёк самый близкий оазис –
Просто пустыня не любит незваных гостей.
В этой гигантской песочнице сами с собой
Шепчутся тихо следы, от безумия даже
Их не спасёт скудный вздох, что пошлёт суховей.
Солнце, меж тем, потихоньку уходит в зенит,
Сидя в своей золотой ослепительной лодке:
Мерно плывёт, приближая багровый закат.
И в предвкушенье прохлады природа звенит,
Время толкая вперёд с раздражения ноткой.
В мареве душном разносится стрёкот цикад.
Вот уже красной монетой светило висит
Над почерневшей верхушкой горы, словно вшито
В ткань уходящего дня золотистой иглой.
И, принимая суровый, загадочный вид,
Тёмно-багровые шапки мечетей как сито
Тяжесть закатного света фильтруют собой.
День уже прожит. На небе – жемчужинки звёзд;
Воспоминаний о зное уж нет и в помине,
В сон погрузилась страна бесконечного лета.
Воздух пропитан, как сад, ароматами роз –
Дар от оазисов щедрый усталой пустыне…
В небе ночном яркий след оставляет комета.