Я сидела у Черного моря.
Камни, волны, прохожих не видно...
Надо б мне наслаждаться, но, сорри, —
Не могла. Было грустно и стыдно.
Почему? Моя бабушка как-то
Заявила: «Я все повидала.
Всю войну под обстрелом по тракту
Сверхсекретную почту таскала.
Я в Москве одевалась по моде,
Я в деревне ходила за птицей.
За границей была я, выходит, —
Украина ж теперь заграница?
Родила двух детей, поженила.
Схоронила людей очень много.
Я сумела найти в себе силы
И прошла этой жизни дорогу.
Об одном лишь жалею, внучатки.
Не случилось ни в счастье, ни в горе
Мне за восемь с излишком десятков
Повидать настоящее море».
Ей чуть-чуть оставалось до гроба.
Всем живым достается по мере...
Эх, сейчас оживить бы ее бы!
Привести на вот этот вот берег...
Об одном лишь предмете бабуля
Перед смертью жалела сильнее.
«Раз в войну наш район помянули
И прислали сгущенку. Я с нею
(Две стеклянные банки в рогожке)
Шла пешком до деревни со смены.
Вижу — ЗИС. Прицепилась к подножке.
Под колесами — грязная пена.
Еду... Вдруг нас на кочке тряхнуло,
И осколки лежат на дороге.
Соскочила с подножки, всплакнула
И домой без подарка в итоге
Приплелась. Сколько лет миновало,
До сих пор не найду я покоя».
...Десять лет, как бабули не стало,
А сгущенку не ем я. Не стоит.