Приоткрыл с трудом глаза. Удивляюсь, чудеса!
Сидят у кровати двое, спорят меж собою.
Гостей не узнаю, мозгами шуршу, вспоминаю.
Скосил взгляд в окно, знакомые шторы, трюмо,
Лежу в своей кровати, узнать бы, кто они, кстати.
Вчера так надрался, вдруг «замели»? Дождался,
Свяжут руки за спиной и айда, знакомить с тюрьмой.
Лежу, от бессилия злюсь, пукнуть боюсь.
Увидели, что очнулся, один сразу ко мне метнулся.
Рожа наглая такая, как описать, не знаю.
Очень знакомый типаж, но точно, не наш.
Вместо носа пятачок, одет в рваный пиджачок,
На ногах два сапога, на башке торчат рога.
Этот, хитрый, с пятачком, шепчет мне на ухо:
«Не робей, давай со мной! Ты представь, Андрюха,
Жизнь начнется – зашибись, баб и водки завались.
На второго показывает и дальше рассказывает,
Все, что ни попросишь – дам, с ним ни шагу, только к нам»,-
Чертовски долго говорил, даже за стихи хвалил,
Обещал благ - до небес, а потом вдруг исчез.
Другой, молча сидел, на меня в упор глядел,
Взгляд ласковый, добрый, но какой-то скорбный.
Голосом тихим, вкрадчивым стал меня «накачивать».
«Натворил ты дел, я долго терпел. Кончай пить, святых злить,
Завяжи с жизнью разгульной, хмельной, богохульной,
Хватит сочинять и блудить, тебе еще жить, да жить.
В храме замоли грехи, а главное – не пиши стихи!
Если исправишься, то и головой поправишься.
А пока оставайся здесь, у меня другие дела есть».
* * *
Просыпаюсь, сердце колет, кружится в башке
И держу нательный крестик в сжатом кулаке.