Рассудку хочется историй.
Включаю телесериал,
И отгораживаю шторой
Реальной жизни идеал.
Мне лжет экран, перевирая
Эпохи Павла и Петра,
Взамен отмычки подбирая
К былому славному "вчера" -
Тот город, где в тоске предместий,
Не покоряя этажи,
Как эклектические вести
Толкутся пьяные бомжи,
А в центре, где ещё осталась
Тень прошлого - грохочет трак,
Фигляр и крез пророчат фаллос,
Интеллигентам жирный "фак!"
Душа безбожно вязнет в прошлом,
В болотных топях торопясь.
В душе всегдашняя оплошность -
Не-Петербургское "вчерась".
Полна словесною заразой
Убогих фильмов болтовня.
Они не-Петербургской фразой
Коробят исподволь меня.
В них ложь - не выдумка - основа.
Народец подл, сюжетец пошл.
Холопья стать, холопье слово,
Всё ложью погоняет ложь.
Подобно мраку наводнений,
"История" - кошмарный сон:
Нас наполняет чуждый гений
И опыт чуждых нам племен.
Мы нудно путаемся в фактах,
Мы устанавливаем связь,
Которая в немых терактах
От напряженья сорвалась.
Мы сетью мелочных историй
Былое пишем набелО;
Кольцом духовных консисторий
Нам наболевшее свело.
В гранитах - несвобода духа.
Мгновенья истины лови:
Акафист гомонит старуха
Вблизи от Спаса на крови,
Ребенок смотрит на Казанский,
На что у нас замылен глаз:
Ему Кутузов показался
Не статуей - одним из нас!
Студент, зачет не сдавший спьяну,
Несет в ломбард свои часы,
И по людскому океану
Сверяет трезвости весы.
Он видит в сей момент прозренья,
Сам умирающий на треть,
Как чистит Феникс оперенье,
Чтоб снова заживо сгореть.
Он чувствует - вокруг эпоха,
А не банальная фигня!
Он итуициею лоха
Вникает в мизансцену дня:
Вблизи от запустевших храмов,
Расцветших бирж ростовщиков,
Заветов зла, законов хамов,
Неперекованных оков -
От седины не побелевший,
Не покрасневший от кровей,
Народ стоит остолбеневший
Среди Истории своей.