Эта книга явилась в виде мгновенных промельков в течении нескольких лет на грани 2000 года, завущегося еще миллениумом. В ней я написал о том, о чем промолчал, чего не говорил или не имел возможности сказать по тем или иным причинам.
ЧАСТЬ1.ЧЕРВИ СОМНЕНИЙ
Поэт и Муза
Поэзия преобразует мир по законам экстаза и озарения. Поэт - знак, свидетельствующий о наличном присутствии Поэзии в мире. Послед каждодневного рождения божества. Муза - пуповина, связующая рождение Поэта с хаосом невысказанного, непонятого сердцем.
ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РИФМЫ
На самом деле, я отнюдь не намереваюсь создать что-либо фундоментально энциклопедическое, или что-либо основательно онтологичное. Меня интересует не столько полный перечень имеющихся в языковом обороте рифм и созвучий, сколько смысловые, образные, метафорические «гнезда», так сказать феномен «звукового психоза», сопровождающегося произнесением тех или иных созвучий. Почему поэты, прозаики, музыканты, художники и архитекторы в ту или иную эпоху отдают предпочтение гекзаметру, ионической капители с завитушкой и подобному ему мраморно-скульптурному локону, в другую изощряются в барочной прихотливости? Отчего в век хайтека мы вдруг сошли с ума на готике и восемнадцатом веке? Не потому ли, что символический набор – рыцарь, ведьма, инквизитор, святоша, замок, площадь, школяр, алхимик, масон, еретик -- очень хорошо налагается на нашу неразбериху из обломков всех эпох? По крайней мере, во взрывном мире, движущемся далее с завязанными глазами дает более или менее уверенно обозначить антиномиии палач-жертва, бес-ангел, Бог-Дьявол, Колдун-подвластные ему стихии. Благодаря двум этим метаметафорам мы имеем возможность импровизировать, используя практически неисчерпаемый запас лексики, регистры смыслов, краски соответствий и несовпадений.
ЗАМЕЧАНИЕ В НОГЕ, ИЛИ ПОПЫТКА АВТОПОРТРЕТА В ОБНИМКУ С ДРУГОМ
ТОМАСА ЛИРИ
Мы состоим в месмерическом контакте с нашими подобиями в прошлом и настоящем, не смотря на усилия пространства разорвать эту мерцающую огнями гирлянду. Курт Воннегут говорил о «членах моего карасса», --людях, которые могут жить в разных уголках мира, но принадлежать к общности имеющей почти что конфессиональную силу. В ХYIII веке, когда для преодоления расстояния от Цербста до Петербурга будующей Екатерине II понадобилось времени больше, чем сегодня для того, чтобы совершить вояж из Новосибисрка в Египет, люди, объединяющиеся в несанкционированные властями общности, собирались в ложах, устраивали ритуалы. Теперь достаточно войти в сеть Интернета. Мой друг и единомышленник, поэт, философ по жизни, дендистски-утонченный интеллектуал Александр Безрядин однажды признался мне, что я чем-то напоминаю ему Томаса Лири в зеленой войлочной шляпе со стихотворением, которое называется «Замечание в ноге». Это уподобление дорого тем, что, живя в разных культурах, на разных концах планеты , мы с Томасом воспроизвели своим укладом жизни нечто родственное. Очевидно, что бы ни произошло,человеческий бульон всё равно будет производить на свет пророков в драных хламидах и в зеленых войлочных шляпах.
САКРАЛЬНОЕ ЗНАНИЕ
Воспою пишущую машику на письменном столе возле окна с простенькой шторой. Впервые я побывал в рабочем кабинете настоящего писателя , когда учился на втором курсе филфака -- и посреди ночи заявилдся к нему с его дочкой, топтался на пороге с нею, был заподозрен в том, что жених, потом уложен на отдельную постель в дальней комнате. А сначала сидели на кухне, пили водку, я играл «Вальс Иванова Крамского». Говорили за литературу. И он подписал мне книжку, которую я так и не прочитал, потому что уже были и Мастер с Маргаритой, и Фолкнер с Джойсом. А он был не Джойс и не Фолкнер. Тогда я уже мнил себя писателем. И даже сочинил песенку про рыцаря, которую
Пела прекрасная дева-дочь Настоящего Писателя. Сняв шлем с султаном, преклоню колено перед кельей аскета, на краю будущей бездны зависшей в неистребимой вере в силу слова. Кто знает--будь крепче те кельи, будь слышнее голоса--не случилось бы того обвала, который несёт нас, увлекая вниз. Возьму несколько аккордов, подтяну струну, глядя в светло-голубые глаза фронтовика, с прозеленью дачника-огородника, спокойного и умиротворенного, как буддийский монах, как Сергий Радонежский после битвы на поле Куликовом, как мощи старцев, вышвыривашихся из рак большевиками. Важно даже не то, что он написал, а то, что верил в слово и жил этим.( Я несколько раз пытался читать то, что он написал, и всякий раз откладывал на потом). И вот прошло почти 30 лет. Пред сединой его преклонюсь, перед провинциальной непризнанностью, униженностью микроскопическим, в сущности, признанием -- локон той седины в амулет бы да на шею, чтоб стучался в сердце как пеел Клааса. (Мы не знаем и того признания.) Поцелую край платья, его дочки, как край священного прапора. Спасибо, что не соблазнила, не увлекла, осталась принцессой в Башне из Слоновой кости. Иначе я никогда бы не стал Писателем, а остался бы Зятем Писателя. А это чревато неписательством. Почему-то сегодня та пишущая машинка видится в нимбовом сиянии, тот кабинет -- даже не монашьей кельей, а прижизненной могилой. Святой. Не иначе. Из всего, что говорил, что писал, запомнилось слово «опростился». Почему-то запало. Почему-то он представляется теперь монахом благословившим в путь и на бой, но не рассказавшим--что за битва ждет странствующего школяра.
ПИРАМИДА
Графоманы исполняют работу, подобную той, которую делали египетские камнетёсы. А недавно была выдвинута версия – изобретатели первого бетона. Никто не знает их имен. Но они зачем-то ведь выбивали на камне письмена, тупили резцы в усердии, чтобы нанести на песчаник эти мириады петроглифов – птичек, змеек, человечков.(Согласно последней версии – оттискивали в ещё не застывшем растворе). Все это уже сейчас, всего несколько лет спустя, могут прочесть только «египтологи». Что будет дальше!
АНГЕЛ ХРАНИТЕЛЬ
Жена – ангел хранитель женского рода, состоящий со мной в законом браке.