с Н Е Ж Н А Я с в о б о д а
===================================
Они спокойно жили в одном городе до тех пор, пока их ясные головы не ударились друг о друга в тесном лабиринте ночи и не родили такую мощную искру, которая пронзила их обоих и сделала почти невозможным пребывание одного в том самом пространстве без другого.
Их ум, который, как казалось, был теперь один на двоих, творил такие изощренные чудеса с превращениями и фантасмагориями, что, наверное, сам Гудини удивился бы их искусной изобретательности.
А они ничему не удивлялись.
Они просто …
Стоп!
Их статус уже изменился.
Они давно перестали быть умалишенными умавлюбленными, а незаметно для себя превратились в любящих, как это не банально звучит, людей.
А что тут, собственно, банального?
Итак, эти двое сумасшедших, которые были, в общем, нормальными ребятами до тех самых пор, пока не столкнулись буйными головами в лабиринте ночи, совершенно не удивлялись тому, что среди сотен и сотен голов, лиц, масок, брендов, мозаики они безошибочно и легко угадывали друг друга, снова друг о друга ударялись, высекая ту же самую искру, как в первый раз, и только после этого могли какое-то время наслаждаться обществом друг друга.
Ну, а потом, как это бывает…
Ссоры.
Расставания.
Хлопанье дверью.
Все, как у нормальных, только гораздо мощнее, потому что они пока еще любили друг друга, а потому без искр у них не получалось.
И еще…
…Их вкусы, пристрастия, привычки
были настолько схожи,
что это еще больше
разбрасывало их по холодным углам,
и они напоминали собой
те ленинградские мосты,
которые, будучи единым целым,
время от времени должны
разойтись в разные стороны.
Пожалуй, их можно было сравнить с мостом Дворцовым,
что поднимет свои мощные гигантские крылья
высоко и величаво,
превращаясь из маленькой трещины
в зависшие над водой глыбы,
а на рассвете,
медленно,
словно протягивая навстречу друг другу руки,
восстанавливает статус кво,
чтобы с наступление ночи
снова взмыть вверх,
обозначив своей гордой стойкой
все рro et contra простого человеческого бытия…
И еще они оба были …
Как это лучше сказать?
Творческими людьми они были.
Плохо вышло, казенно. Хотя…Что тут плохого?
Если люди живут творчеством, или – в творчестве, или…творчество живет в них, то, естественно, они так и называются – творческие.
Может, это нормально?
Потому что совершенно нормально, что есть и НЕ творческие люди.
Или, как знать, возможно это-то как раз и НЕ нормально?
Не берусь утверждать.
Ну да ладно, оставим в покое терминологию.
В нашем случае она не важна.
Важно то, что эти двое, которые ТАК друг друга понимали – с полутона, полуфразы, взгляда, звука, цвета…Эти двое разбиваясь друг о друга, отскакивали в такие разные стороны, взрывная волна отшвыривала их на такое расстояние, что, казалось, им больше НИКОГДА не увидеть друг друга.
Так нет же! Видели!
Узнавали в толпе только по им одним ведомым приметам.
Узнавали и…
Начинали делать шаги навстречу…
Господи, сколько раз уже все повторялось! Но эта чертовщина, казалось, ничуть не остужала их пыл и не гасила желания быть вместе.
Через боль,
и преодоление,
через страх и ночь,
через…
Можно было бы сейчас вспомнить про два одиночества и костер у дороги, который они пожелали развести, про всякие перепевы подобной темы, про душераздирающие стихи о бессоннице, звездах, светотени, а в общем – все об одном же…
Имеет ли это смысл?
Можно сказать совсем коротко и просто:
ИМ НЕ ХВАТАЛО ДРУГ ДРУГА…
И в этой совершенно, казалось бы, бесцветной фразе как раз и сосредоточился весь тот космос чувств, цветов и оттенков, перепевы которых вы и найдете у тех, кому дано этот космос не только постичь, но и выразить. В Цвете
Слове
Звуке.
*** *** ***
Сейчас Она готовила к изданию их совместную книгу и была очень увлечена этой идеей и работой.
Ей показалось правильным, что их стихи, которых уже было достаточно, чтобы решиться на книгу, окажутся под одной обложкой.
И Она решилась. Сначала сама, ничего ему не сказав. Просто отбирала из огромного вороха строф и строчек и любовно, словно цветок к цветку, слагала из них красивый букет, который, как ей казалось, мог порадовать не только авторов будущей книги.
Но наступило время, когда Она, наконец, должна была поведать и ему о своей работе. Ей очень хотелось, чтобы его взгляд и вкус, который Она считала безупречным, каким-то образом отразились здесь. Он мог что-то посоветовать, изменить, внести коррективы, которые для нее были необыкновенно важны.
Вся работа по подготовке макета книги заняла у неетак мало времени, что, в конечном итоге, это удивило его гораздо больше самого сообщения о том, что у них будет книжка.
Она переправила ему макет на электронную почту и теперь просто ждала его оценки.
*** *** ***
Был хороший день, один из тех веселых морозных дней, когда вспоминаются Пушкин, стихи, колокольчики убегающей тройки, звучащие в унисон с музыкой Свиридова, когда под ногами бодро хрустит упругий снег и еще далеко до вешней распутицы, и настроение настолько безоблачное и свежее что, кажется, ничто в мире не может его испортить. Ничто и никто.
Они шли по аллеям забытого парка, вдыхали аромат морозного солнца и просто болтали. Так…Обо всем: об их новых стихах, о том, что понравилось друг у друга, об интересных рифмах и размерах, о книге, которую Она желала увидеть изданной, о тех поправках, которые Он посчитал необходимым внести.
Она писала много и быстро, чем приводила его в такое удивление, от которого Он иногда не знал, что делать.
–– Ты когда-нибудь устаешь? – тихо и как-то неожиданно спросил Он.
– Наверное…Разве я не живая?
Она посмотрела на Него удивленно и, растерявшись от нелепого, как ей показалось, вопроса, пожала плечами.
Он достал сигарету и нервно затянулся ароматным дымом:
– Я не успеваю за тобой. Как и тогда…Помнишь?
– Помню… – как-то равнодушно ответила она и стала чертить ногой что-то на чистом и свежем снегу.
– Что ты хочешь сказать? – спросил Он, вглядываясь в изображение, которое проступало из-под ее ноги..
– Так…Ничего… - ответила Она.
– Ничего – это плохо. А если вот так – (Он что-то исправил в ее линиях) – то получилось… Знаешь, что получилось?
На снегу отчетливо проступал иероглиф, который ловкими штрихами Он переделал из ее «ничего».
– И что же у нас получилось? - заинтересованно спросила Она.
– У нас получилось слово «свобода».
Он отошел чуть в сторону и посмотрел на нее:
– Как тебе это?
– Красиво – ответила Она.
– Глубокомысленно, - настойчиво произнес Он, стараясь вложить в произнесенное им слово как можно больше глубины и значимости.
– Возможно…К этому надо привыкнуть.
Она еще раз посмотрела на иероглиф и сказала:
– Свобода – это твои узы.
Они медленно шли по аллее. Разговор не клеился. Но надо было выруливать. И Он вспомнил:
– Не осень давит на психику и карман.
Дожди за окном сменив на собачий лай,
А та свобода, в которой я сам - изъян,
Привыкший жить безрассудно вне стен, вне стай.***
– Я знала, что ты это сейчас вспомнишь. Красивые у тебя стихи. Я люблю их, ты знаешь. Но тебя…Но тебя я люблю еще больше твоих стихов и… того злополучного иероглифа, которому ты готов молиться.
– Я не молюсь ему. Просто живу в той плоскости. Хорошо ли живу? Как умею. С ошибками и потерями, с сомнениями и тревогами. Всего там много. Ты знаешь. Крест ли это мой, свет ли… Не берусь судить. Но ты должна понять.
– Я понимаю…В принципе. Только…Разве тебя кто-то лишает этой дурацкой свободы? Что она есть такое – эта твоя чёртова свобода, которая поставила тебя на колени?
– Чер-то-во-сво-бо-да в снеге не-бо-сво-да, - попытался отшутиться Он, слепил снежок и бросил ей под ноги. – Давай лучше слепим снежную бабу, - неожиданно предложил он и готов был приняться за дело.
– Я не хочу бабу, - капризно сказала Она и бросила ответный снежок ему.
Он поймал его, быстро подправил развалившуюся форму и перенаправил ей:
– А что ты хочешь, капризная рыжая девчонка, самая капризная из всех рыжекапризных на свете?
Снежок ударился о ее плечо и рассыпался мелкими кусочками.
– Давай лепить твою чертовосвободу…Хочешь?
– Свобода из снега? Это интересное решение…Не думал никогда.
– А тебе нужно заковать ее в гранит?
– Она должна быть ус-той-чи-вой. И крепкой. Нет? А что такое свобода из снега? То, что растает быстрее, чем мы ее слепим. Страшная у тебя метафора. А по- то- му мы не бУ-у-у-удем лепить свободу из снега, - произнес он речитативом, сделав акцент на слове «не будем».
– А твоя должна на баррикадах отражать удары, наносимые тебе мотыльками?
– Ну…О баррикадах не думал, а вот непоколебимой быть она все же должна.
– Непокобелимой, - зло произнесла она.
–Согласен, слАвнословие ты моё! – ответил Он и снова бросил к ее ногам снежок.
– Давай завалим твою свободу снегом! – обиженно произнесла Она, взяла его за руку и потащила к начертанному на снегу иероглифу, на котором уже очень отчетливо был впечатан крепкий мужской след большого размера.
–Вот, посмотри! По твоей свободе прошли танки! – почти радостно сказала Она. - Будешь рыдать?
– Буду ее спасать, - сказал он и стал восстанавливать контуры линий.
– Не будешь! Не будешь! Не будешь! – Она вцепилась в рукав его куртки и пыталась помешать ему, оттаскивая от этого злополучного места и, по возможности, пытаясь стереть ногой следы картинки.
Проходившая мимо женщина с любопытством посмотрела на их увлеченную борьбу, глубоко вздохнула и покачала головой, чем выразила своё отношение к увиденному.
– Давай твою свободу похороним!
Она пыталась засыпать снегом несчастный иероглиф.
–Ни за что!
Он держал ее руки и пытался ногой восстановить границы справедливости . Она вырывалась и мешала ему. Ноги их перепутались, и они упали как раз на то самое место, где еще недавно был прорисован иероглиф, означающий такую ненавистную ей и такую желанную им свободу. Они не разнимали рук и, не отпуская друг друга, смеялись, подставив лица морозному солнцу.
Его лицо оказалось так близко к ее лицу, их глаза встретились и искорки смеха, только что плясавшие в них, исчезли.
Они смотрели в глаза друг другу, словно пытались заглянуть в самую бездну души и постичь сакральный смысл ее тайников.
Тайники души…
Его глаза…
Так близко…
Серьезные глаза, окрашенные отзвуками печали и одиночества.
Они показались ей очень глубокими – тайники его души. Бездонными.
С трагическим отсветом пережитого.
И вопрошали…
И постигали…
И хотели увидеть то, о чем Она говорила ему не однажды.
И вот теперь в ее глазах Он хотел найти ответы на один единственный вопрос, который Он задавал ей тысячу раз и на который она тысячу раз ему отвечала, но именно в эту самую минуту, секунду, мгновение ( ему так казалось) он сможет, наконец, все понять по ее светлым глазам.
А еще – губы…
Ее губы, которые он столько раз целовал мысленно, теперь были совсем рядом.
Они пахли морозом и свежестью, и Он чувствовал их затаенное дыхание.
Они отвлекали от глаз, эти губы!
Они дразнили его.
Они…
Господи, Он ненавидел сейчас себя!
И ее.
Нет, не ее, а губы, которые были так близко, что…Голова кружилась.
Он настойчиво смотрел ей в глаза…
А губы звали.
Не манили, а именно звали, и даже требовали, и уже приказывали.
Ее губы…
Он закрыл глаза и…коснулся их.
Осторожно.
Нежно.
Трепетно.
Еще и еще раз…
От них исходило тепло и аромат былых воспоминаний, от которых он убегал стремительно, прикрываясь то свободой, то масками, чтобы (не дай Бог!) не выдать своей романтической сентиментальности, которую Он хотел убить во что бы то ни стало.
Он пил ее губы, и куда-то уходила стоически охраняемая им свобода, и разбивались придуманные им же маски, за которыми Он прятался от нее. Все это сейчас казалось совершенно пустым и ненужным, потому что были
Она,
и ее губы,
и его глаза,
и ее стихи,
и его звуки,
и его сонеты,
и ее ответы,
и их книга,
и мороз,
и солнце,
и чудесный день,
и даже…
Зимняя радуга…
А еще…
…Снег пошел…
……………..Неожиданно,
…………………………..легко,
…………………………………спокойно…
Он не мог не пойти.
………………….Просто
………………………….никак не мог.
Мелкий и тихий
…………………снег
…………………..ажурным кружевом
……………………………………….опускался
………………………………………………….на их плечи,
………………………………………………………………руки,
…………………………………………………………………….воротники.
Он оседал на шапках,
………………утопая в пушистости меха,
……………………………ложился на ее волосы,
……………………………………которые свободными прядями …………………………………………………………рассыпались по шубе.
Это был очень С в о б о д н ы й снег…
……………………………………И парил он
………………………………………………..так безмятежно и воздушно,
……………………………………………………………………………..что в его безмолвных пируэтах
……………………………и арабесках
……………………………………виделась М У З Ы К А.
Она звучала все отчетливее и ярче
……………………………………и, казалось, обретала плоть.
Неземная музыка…
………………..Музыка светлой печали
…………………………………...и
…………………………………..морозного
……………………………………………ослепительного
……………………………………………………………солнца.
*** Используется стихотворение А. Страхова
*** Иероглиф "Свобода"
29 – 30 . 08.2010