Мне помнится во всеоружии страниц
на сон грядущий твой отцовский голос
и вспышкой ощущений искромётный блиц
прогулочных бесед… Узором полос
причудливо скользила по бумаге кисть…
гуашью – акварелью неумелой –
я робко выводила не пейзаж, а жизнь…
но прошлое давно ороговело!
И безначалый день – избыточная блажь –
становится подсолнечно немыслим,
когда простой сжимаю цепко карандаш
и отравляю письменами письма…
По осени косится сумеречно лес
под чёлкою не чёсанной проблемой,
когда под кожу зуд обманчиво пролез
недоказуемой по схеме леммой…
Наверняка, заполстится моя коса,
иссиней птицей защебечут ночи,
когда по-книжному завьются словеса,
на идиомы будни раскурочат…
Колдунья по утру, раскрашивая хлеб
сливовым джемом, приоткроет окна,
когда протестом убедительным окреп
очередной полёт… она добротно
накормит сахаром аморфную метлу…
тогда, размазывая щёки в слякоть,
мой детский пальчик запотевшему стеклу
нашептывает виновато: папа…