С глазами, полными тоски и туши
на размалеванном как старая шлюха лице,
смешной - скорей, по привычке - клоун душит
улыбку снаружи и слезы внутри. На крыльце
чьи-то дети толпятся, хохочут,
чумазого гладя кота.
А губы паяца беззвучно бормочут:
«Вот так бы и мне… хоть разок…как тогда…»
Но умея смешить и зная, где нити
ведущие к краешкам губ, навсегда
он забыл, как смеяться. Кричал: «Ну, тяните!»
Никто не тянул… Разрыдался – вода.
Чтобы ржали до слез, сердце крошил он
В радужки сотням и тысячам глаз
Так вот для чего было сердце большим и
вот отчего лишь осколок сейчас.
Сорвать бы парик, и пемзой - гримасу,
но страшно увидеть того, кто под ней.
Того, кто закрашен, о ком он ни разу
Не вспомнил за тысячи шуточных дней.
* * *
Чумазый котенок, вырвавшись, скачет
под радостный смех детворы. А старик
со смешным - по привычке – клоуном прячут
Кто слезы снаружи, кто маску внутри.