Когда путешествуя бродишь по бесконечному морю лугов, светлым солнечным опушкам и цветочным полянам, глухим непролазным чащобам, качающимся болотам и глубоким оврагам, темным сосновым борам, источающим аромат смолы и падших иголок, вверяя себя едва приметной карте журчащих лесных ручьев, пролегающих между плакучими ивами и зарослями папоротника, рано или позно выходишь к полотну железнодорожных рельс, и грудью вдыхаешь удивительный неповторимый аромат просмоленных шпал, смешанный с запахом сухих трав и растений, что приютились на склоне песчаной насыпи. Это все равно как после долгого пути прийти к знаку цивилизации, напоминающей путнику о дороге, которая выведет его к дому. Еще приятно пройтись полчаса по шпалам рельс, отмеряя путь километровыми знаками, и дойти до будки обходчика, стоящую возле леса, выпить с ним горячего чаю и просто поговорить о железнодорожных цветах.*
Шумит лес, гудит, и стоит над гудящим знойным лесом и деревянными черными столбами летняя полуденная жара, как будто горячий туман только что спустился и завис дрожащей дымкой в полуметре от насыпи, и уходящая вдаль кривая рельс теряется в этом железнодорожном мареве, и сама тоже дрожит двумя огненными нитями, что сливаются затем, сплетаясь и расплетаясь где-то вдалеке.
*
О железнодорожных цветах я впервые услышал от обходчика путей, когда мы пили горячий ароматный чай, настоянный на листьях малины, в желтой будке, у безымянного переезда с одиноким покосившимся шлагбаумом, где я нашел временное пристанище, прячась от долгого лесного ливня.Из под разлапистых крон сосен дождь нещадно обрушивал на ветхую деревянную крышу времянки потоки воды,и заливал стекло небольшого окошка у стола, из которого открывался вид на заросли кустарника, что приютились вдоль железнодорожных шпал. Именно от него я услышал о большом и прекрасном черном цветке с фиолетовыми-синими лепестками, (напоминающим вытянутую лилию) что растет по берегам лесных ручьев, и который можно увидеть только ночью. Свет луны, падая на темную гладь воды –рассказывал обходчик –украшал цветок дрожащими кругами. Только трудно отыскать его – сказал он, прихлебывая из металлической кружки, -мне пришлось ради этого сбиться с пути, возвращаясь домой через лес. Чтобы найти цветок нужно обязательно потерять дорогу. Иначе ничего не выйдет.
Было уже за полночь. На столе времянки коптила масляная лампа. За окном стелился густой туман. Оказывается я заснул, а обходчик все еще говорил, продолжая свой рассказ -и среди этих трав есть одна такая, которую мы называем алмазной. Она источает вертикальное сияние в темноте мокрых лугов, мерцающее среди шапок стогов брошенных на ночь. И ярче нее может быть только сияние света скрытого в буквах, когда листаешь пожелтевшие страницы при слабом свете керосинки. Кажется ночью рельсы дрожат сильнее, если проходит тяжелый товарный поезд, и вдруг слегка повеет теплым воздухом, пахнущим мазутом, и гарью головного тепловоза, несущегося сквозь бездонную ночь, разрывающего время и пространства.