И открылся глаз его
Не дабы вкусить света яркого
А по причине сна законченного
И перст его трясущийся
указывал туда...
И присутствующая устранилась
забрамши медяки последние
в надежде возыметь энную.
«Ищите, да обрящете!»
Наклонившись схавала копейку
на отмостке лежащую
всею силою своей
амбициозною.
И знак тот был...
И сон тот был в руку
что никого ни на дороге
ни в очереди.
Подкупила лукавым продавщицу продажную
закостеневшую в образе
вскрикнув
присела...
Не ожидала
что за Папу даст
в доверии искупается.
Для некоторых мальчиков и девочек
это претит.
И возрулила она полторахой незыблемой
над движемым энной.
И расконфузился он пригубляючи
И прятались бесы от неё срывающей
в сени батьки своего
немощного
в лоно чёрной
невыносящей света ясного.
И клином романтики душевной
вышибался клин бытовухи окаянной
прилаживая твёрдость в мягкость.
И наливались глаза его
И голова
сдвинутая с престола
восходила на престол
под наблюдением свершающемся постоянно.
И делалась она рабою Божьей
смотря в залитые глаза его
И казалась она величиной недоступной
при всей не своей простоте
Ибо не думала она
не дышала
и не было в помыслах её лишнего.
И пил он
И пил он
И пил он
И вдруг пришло ему...
РАНО ИЛИ ПОЗДНО?
В ВЕЧНОСТИ ВСЕ ОДНОВРЕМЕННО.
И воспылал он
И не было предела.
И стало ему...
СТРЕМИТЬСЯ НАДО
перестать...
И предстал он пред способностью своей
видеть
И увидел
И не сгубил его выбор
ибо не было его в реале.
А с реалом злостным дружил он
дипломатично отвешивая нагоняи
по системе присутствия
самому себе отсутствующему.
И уклонялся он постепенно
в степь бесдеревную
где не мешал ему никто
и ничто.
Лишь облик её
как-то светился
ещё удерживая его
кажущегося.