Чуть не застонал, увидя
в первый раз тебя. Теперь –
хоть глазам своим не верь!
Несомненно, лишь Овидий
смог бы живо описать
это превращенье!.. Только
где Овидия нам взять?
Сам я и трёх слов связать
нынче не способен с толком.
Дело тут совсем не в том,
что употребляю зелье:
свежим мыслям «старый дом»
не по вкусу. С новосельем
кто-нибудь из молодых
(а не я) поздравит их.
Как прекрасна! как нежна ты!
Слушай, не в тебя ль влюблён
тот крылатый юный клён?..
Холост. Был бы он женатый,
не стоял бы там один.
За красавца выходи!..
В платье подвенечном, белом
вишня… и черёмух сонм.
Не тропический муссон,
а, видать, борей напел нам:
и зверям, и мошкам, и
птицам, и растеньям – в уши,
чтоб телами грели души…
Но на печь или камин
вам рассчитывать, как людям,
даже в январе смешно б
было…
Что с тобой?.. Озноб?!
(Думает, что пули лью-де!)
Ты ли это?.. Если да,
веткою махни…
Следа
нет в тебе от той берёзки!
Твой наряд – зелёный, броский! –
взор ласкает. Хороша!
Одного не понимаю:
солнце! середина мая!
в небо просится душа! –
вон… под вербой замер заяц! –
а берёзка – замерзает…
Кстати, а моя парша
оказалась псориазом…
С инженером – в ссоре. Асом
мнит себя, хоть стихоплёт.
Я?.. Давно уж стих. Об лёд
глаз холодных, голубых мне
надоело биться… Вспыхни
у кого огонь в глазах,
разве стал бы о стихах
толковать?!.. Я сам писать бы
стал стихи; и, как лопух
и купальниц россыпь у
той заброшенной усадьбы,
разрослись бы те стихи
так, что я в бумажной груде
утонул бы…
Чепухи
намолол?.. Целуя в груди
липу возле фонаря
(капы я за груди принял),
я шептал: «Моя богиня!»
А она: «Я свой наряд
майским вечером решила
сшить сама себе – и сшила,
вытянув, как нить паук,
листья из себя. Гляди-ка!»
Я же брякнул, глянув дико:
«А на ёлочке – б/у!»
Май 2001