Как странно хмурый город твой холодный
автобусный маршрут в конце пути
встречает мой — бродячий пёс голодный
так взгляд стремится стыдно отвести.
Въезжаю я каким-то переулком
меж серых зданий длинной череды,
тут пролетарский призрак бродит гулко
да всюду запустения следы.
Но я несусь на площадь у вокзала,
где суета повисла над землёй.
А под землёй для неё места мало:
скользит там время длинною змеёй,
движенья разлинеены по стрелкам,
часы разбиты множеством минут,
и люди бесконечно, словно белки
в гигантском колесе, по ним бегут.
Все многолики до неузнаванья,
мозаики плетут живой узор,
качаясь равномерно с мирозданьем,
в подземке на ходу потупя взор.
Но звонко в этом сером контрапункте,
из прошлого берущего аккорд,
как обертон звенит в проходах гулких
Твой высоко волнующий приход.
Как странно. Хмурый город сей холодный,
и площадь, и метро, проспектов ширь, —
всё оживает, вдруг подняв свободно
с пюпитров — серебристых звуков пыль.