Во дни народного смятенья
посредством мниха Филофея
святое таинство Крещенья аз грешный трепетно приял.
Лампады лили свет неяркий на образа и тонкой свечки
едва не задувал сквозняк.
И у стены, подобный тени стоял неясный человек.
Он в крёстные мне набивался, но не допущен был и молча
взирал из тёмного угла на новокрещенов рубахи,
не смея глаз поднять на Спаса, и мрачен был,
и ножниц сталь моих волос легко коснулась,
и прядь, упавшая в сосуд, смешалась с прочими в купели,
казалось, ангелы запели о жизни вечной и любви.
Слеза за много лет впервые застлала пеленой глаза и ладан на цепи дымился.
Обряд окончился, из храма церковный служка выгнал кошку: «Грешно, хотя и Божья тварь».
И я подумал делом грешным:
«Неужто крысам быть пристойней во храме Божьем, странно это…» -
и канул по мирским делам.