Стихи Сергея Есенина я с большим чувством и глубоким переживанием начал воспринимать давно, но оговорюсь сразу – не с раннего детства: мне просто никто в раннем детстве их не читал и интересное дело – не пел. Родственники по линии матери – казаки и я со вниманием вслушивался в песни, ими по-казачьи, на несколько голосов распеваемые. Отец к стихам был равнодушен. Стихи наших русских классиков мне читала мама, но Есенина – не припомню. В то же время мое открытие замечательного поэта впервые произошло примерно в десятилетнем возрасте, когда у нас появился телевизор и на одной из телепередач прозвучали песни на стихи Сергея Есенина. В нашем доме, однако, томика со стихами великого русского поэта так и не нашлось. И удивительное в том, что и я не стремился познать Есенина глубже, чем преподносила отрывочно жизнь. Хотя надо отдать должное, что телевидение тогда пыталось провести полемическое сопоставление двух выдающихся поэтов той эпохи Владимира Владимировича Маяковского и Сергея Есенина. Даже своим юным неопытным чутьем недоросшего гражданина я понимал, что при всём уважении к поэзии Есенина телепредставление склонялось в пользу Маяковского именно с гражданской точки зрения, в угоду, как я теперь понимаю, политической сообразности. А я от всей души радовался, что я родился русским, понимаю, глубоко и чувственно переживаю за мысли, высказанные ими, и по большому счету не разделял их на два лагеря. Мне были дороги оба. Может быть потому, в отместку навязываемого выбора, я не особенно-то и входил в Маяковского, хотя его книжки были у нас дома и для детей и для взрослого читателя.
Некоторое стиснение в самостоятельном открытии для себя, один на один, поэзии Сергея Есенина я испытывал даже тогда, когда в доме моей второй супруги Елены я обнаружил совершенно не тронутый большой том со стихами поэта. В то время жена работала на книжном складе Ростоблпотребсоюза и потому такие редкости были, что называется, здесь не редки. Как не редки были в то время встречи у нас с подругой жены Светланой Малашиной, которая, зная о моем увлечении стихотворчеством не однократно советовала мне познакомиться со своей мамой, которая буквально была по словам Светы в поэзию Есенина влюблена и прекрасно исполняет его произведения, подыгрывая себе на гитаре.
Как ни странно, но я долго отнекивался от такого предложения, но однажды, меня все-таки уговорили поехать в гости к ее матери, только из-за того, что поводом встречи был день рождения поклонницы Есенина. Когда уже заканчивалось торжественное застолье Светлана обратилась к матери спеть что-нибудь из Есенина. Именинница, на удивление, наотрез отказалась петь, сославшись на плохое самочувствие, кашель и усталость, но когда ей Светлана сказала, что собственно ради знакомства с редким даром любителя поэзии Сергея Есенина приехал Владимир Леонидович (то бишь я, автор ниженаписанного стихотворения), то же любитель поэзии, сам пишущий, именинница вдруг ожила, глазки ее заблестели, она с большим вниманием стала рассматривать меня, но, сославшись на немоготу, петь отказалась, хотя и извинилась по поводу расстройства здоровья. И тут же предложила прочитать что-нибудь из своего. Стихов о Есенине я тогда не писал и предложил для прочтения стихотворение о Владимире Высоцком. Хозяйка дома, поморщившись, после чего я подумал, что зря согласился на этот приезд, нескрываемым равнодушием разрешила огласить задуманное. Однако, во время чтения я заметил как расширяются зрачки на лице уставшей женщины, лицо оживилось, со вниманием повернулось в мою сторону. А когда я сел, закончив знакомство со своим творчеством, она, улыбнувшись, поблагодарила меня за услышанное, ибо выяснилось, что до этого момента она о Высоцком была другого мнения, не достойного ее кумира. Но глаза уставшей именинницы еще больше округлились, когда я сказал, что Высокий в прошлой жизни был Есениным и поэзия Высоцкого – это отместка тёмным за уничтоженную жизнь в прошлом воплощении. Тут именинница на глазах приободрилась и согласилась спеть песню, правда без звукового сопровождения по причине слабости. Запела она тихо, но с уловимыми оттенками театрального мастерства и необычного грудного подношения выпеваемого слова. Меня и раньше завораживало пение есенинских стихов, но здесь была какая-то особенная изюминка проникновенного сочувствия, невольно втягивающая в глубь смыслового значения каждой фразы, слова, слога.
Валентине Юрьевне Малашиной,
чувственной душе которой я благодарен
за новое открытие для меня С.Есенина
ЭПИГРАФ
Не в моего ты бога верила,
Россия, родина моя!
Ты как колдунья дали мерила,
И был как пасынок твой я.
Боец забыл отвагу смелую,
Пророк одрях и стал слепой.
О, дай мне руку одряхлелую –
Идти единою тропой.
Пойдём, пойдём, царевна сонная,
К весёлой вере и одной,
Где светит радость испоконная
Неопалимой купиной.
Не клонь главы на грудь могутную
И не пугайся вещим сном.
О, будь мне матерью напутною
В моём паденье роковом.
1916 г. С.А. Есенин
Как всякие нормальные поэты,
Предчувствие, как компас свой открыв,
Ты раздавал спасения советы,
Снабдив их парой светлых, сильных крыл.
Увы, страна тебя не понимала,
Внимая слёзно чтению стихов.
Ей, как всегда, чего-то не хватало,
Но почему-то именно грехов.
И тот кто смел ей указать на раны
И гнойники таинственной души –
Был ей отвергнут!
Идиот без драмы
Рукой дурашной божий глас душил.
Грешна! Грешна не мытая Россия,
Топча компас лаптём и сапогом,
И совершая мирное насилье
Кончала кровью братьев и врагов.
О, нежный монстр чудовищно красивый,
К тебе на жертву шли поэтов сонм,
Чтоб кровью убелить своей Россию,
В которой сказкой был пророка сон.
Я из таких. Шагнул навстречу зверю.
Терзай, убив неверием, меня.
Пусть песню разорвёшь –
я сердцем крикну: Верю!
И искру передам нетленного огня.
Нет! Всех нас не убьёшь! Уймись в бессилье,
Рука Руси, кромсать пророков рот!
Я, улыбаясь, узнаю Россию,
Где лишним стал дурак и идиот.
5.10.97 г.
В ЛАД И МИР