Какой-то человек, жарою истомленный,
Решил облить себя ведром воды студеной.
Разделся догола, но сам с собой лукавит:
Он то берет ведро, то снова наземь ставит.
И зной его томит, и боязно бедняге –
Его приводит в дрожь мысль о холодной влаге.
Но вот решился он: на миг ведро блеснуло,
И воду в сторону, через плечо, плеснул он.
Взгляни на чудака: свершив такое дело,
Он счастлив, то вода… не брызнула на тело!
Я потому пишу, что случай данный –
Подобие моей любви, такой же странной.
Я горячо влюблен, но как-то бестолково:
Любимой сторонюсь, как чудища лесного.
При встрече не смотрю, ее не вижу будто,
Не выдаю себя, хотя на сердце смута.
Подписывая стих, чужое ставлю имя,
Боюсь: она поймет, что ею одержим я.
Она заговорит – я холодно отвечу,
Хоть втайне я горю, едва ее замечу.
Я слышал, что она уехала отсюда,
И что ж? К ней от меня помчалась писем груда?
Какое там! Чудак, я рад, забыл тревогу.
« Исчезла, не узнав,– твержу,– и слава Богу»!
Исчезла, не узнав… А, может быть, и знала?
Для виду только мне ни слова не сказала?
Не понимаю я. И понимать не жажду.
Ей под ноги стихи я подостлал однажды.
Пусть до дому дойдет, топча дорожку эту,
О большей милости и не мечтать поэту!