Про любовь

Александр Аликов
 Иногда он вдруг отчего-то просыпается среди ночи. Зыбкий мираж сна медленно тает в сознании. За окном привычно шелестит осенний дождь. Ему опять снился уютный летний двор из далёкой поры его детства.
Как же давно это было...

  * * *

  Мальчику было не более шести лет — еще не ходил в школу.  А детский сад  не посещался им вообще никогда.  Он был счастливчиком. Семья его жила  в то время  в  Донбассе, в шахтёрском городе Горловка, где мальчик, кстати, и родился.

 Был уютный зелёный тенистый двор, обсаженный липами и клёнам, заключённый между тремя пятиэтажками с палисадниками по улице Пушкинской. Во дворе, помимо детского городка с  беседками, песочницей, турниками,  качелями и футбольной  площадкой, имел также место фонтан.   Натуральный фонтан, окруженный круглым бассейном с бетонным бордюром.  В глубине двора за тополями пряталась голубятня, в которой  проживали турманы и сизари.

 Понятно, что малолетним обитателям такого роскошного двора скучать не приходилось.  Голуби, кувыркавшиеся в  небе над  головой.  Футбол. Беспечные, азартные, а иногда даже опасные  пацанские игры.  Жизнь казалась  сплошной идиллией.  И фактически таковой и была.               

 До тех пор, пока однажды в этой жизни ни появилась таинственная незнакомка.  Возникла из ниоткуда, соткалась из летнего марева. И, просто проходя мимо, ведомая своей мамой за руку, оглянулась и, встретившись с мальчиком взглядом, улыбнулась ему.

 Этого невинного жеста доброй воли оказалось достаточно, чтобы  розы беспечности в его душе увяли и обратились в пепел, а сам он на неопределённое время потерял покой,  аппетит и всяческий интерес  к  дворовому футболу, качелям, пряткам и голубям.

 Далее по сюжету следовало личное знакомство,  подробности  которого, увы, мальчику совершенно не запомнились.  Однако факт остаётся фактом — они познакомились и очень быстро сблизились. 
 
 Выяснилось, что девочка жила в доме напротив, на пятом этаже. Практически на Олимпе.

 Она  обладала многими замечательно неповторимыми достоинствами, главные из которых: голубые, небесной чистоты, глаза, белокурые, пахнущие солнцем, локоны, которые очень хотелось погладить рукой, и имя Лариса (избранницу  звали именем его мамы).
Главное, Лариса была самой доброй, красивой и приветливой на свете. А сам он поначалу, в её присутствии, самым робким и стеснительным, но уже пытающимся бороться с этими недостаточно мужскими, по его детскому мнению, качествами.

 Мальчик не помнил уже, каким образом, но вскоре он стал вхож в её дом и ласково встречаем её мамой. Поощряемый радушием хозяйки, он пропадал в этом гостеприимном доме часами. Время, проводимое за совместными развлечениями и разговорами, пролетало стремительно и незаметно.
Во что они играли с Ларисой? О чем беседовали? Как вообще происходило их общение?  Его память отказывалась спустя годы воскрешать все  детали этого увлекательного процесса.  Должно быть, их забавы и диалоги были самыми обычными, бесхитростными и простодушными, как и всё происходящее в детстве. Да и не суть важно. Облик этой девочки, черты её лица, тембр голоса — тоже давным-давно затерялись где-то в глубинах его памяти.
Но он хорошо помнил то неповторимое чувство упоения, душевного наслаждения и покоя, которое  испытывал, просто находясь рядом со своей избранницей. К тому же, симпатизировавшей ему.

 Лариса, в отличие от мальчика и к великому его прискорбию, посещала детский сад.
Время, которое она проводила там, без него, в компании неизвестных ему девочек и особенно других мальчиков, было для него невосполнимой потерей. Он ненавидел ВСЕ  ДЕТСКИЕ САДЫ И САДИКИ НА СВЕТЕ всеми фибрами своей детской души.
               
 В отсутствие своей Ларисы мальчик мог часами сидеть на ступенях лестничного пролёта в подъезде её дома, терпеливо ожидая того светлого мгновенья, когда она наконец вернется из своего «проклятого детского садика».
Во время этих томительных ожиданий он неоднократно бывал обнаружен на лестнице мамой Ларисы.
— Саша, ну что же ты сидишь здесь один? — спрашивала  мальчика добрая женщина.
— Жду Ларису, — вздыхал он.
— Ну, так заходи и жди её в доме! Ведь она придёт ещё нескоро.
— Нет, спасибо, — отвечал несчастный, но гордый Саша. — Я лучше подожду здесь.
И мальчик — ждал.
И никакие уговоры и увещевания не могли изменить этого его решения.

 Зато, на какой высочайшей вершине блаженства он оказывался, когда наконец его терпение с лихвой вознаграждалось долгожданным возвращением Ларисы. Мальчик ликовал и не скрывал охватывавшей его радости. Сердце колотилось как бешеное, в ушах шумело и каждая клеточка его детского тела пела от восторга.  Все цветы в дворовых палисадниках были оборваны  и  подарены единственной и нежной, и  благосклонно приняты ею.   Мальчик неистовствовал и упоённо улыбался.  Лариса отвечала ему взаимностью.

 Должно быть, со стороны он выглядел, мягко говоря, комично. Но разве мог он тогда думать о таких пустяках. Он был счастлив. С ним рядом была его обожаемая Лариса, которая улыбалась ему в ответ. Это было неописуемо просто и неповторимо прекрасно.

 Наверное, это действительно было самое счастливое время в жизни мальчика — он любил и сам был любим. Чего же ещё можно желать человеку?

 Такая всеобъемлющая страсть и пылкая привязанность странным образом уживалась в его детской душе с уже вполне сформировавшимся чувством национальной принадлежности.
На шутливый вопрос Ларисиной мамы, любит ли он Ларису, мальчик с жаром отвечал утвердительно, чем вызывал у взрослых улыбку. Однако последующий коварный вопрос, а женится ли он на Ларисе, когда вырастет, заставал его врасплох. Мальчик не понимал, как вообще можно помышлять о женитьбе на Ларисе. Святом существе, ангеле, практически богине. Ведь она — сама и есть любовь!
Он со вздохом ответствовал: "Я очень! очень-очень люблю Ларису!..  Но женюсь я только на осетинке."

 Это наивное заявление с привкусом национализма, пусть ещё зародышевого, но уже вполне сформировавшегося, звучало парадоксально, но естественно для него тогда.
Лариса была украинкой. И этот факт в принципе не имел для мальчика никакого значения. Он рос, как тогда принято было говорить, в атмосфере братского интернационализма. Он попросту ощущал свою принадлежность к своему горскому народу, только и всего.
 Однако такой  не по детски своеобразный подход к вопросам семьи и брака, тем более казался странным ему впоследствии, спустя годы. Потому что, чувствуя себя сыном отца осетина, которым он восхищался и гордился, мальчик никогда не забывал, что его любимая мама была по национальности русской.

 Этот ответ мальчика на провокационный вопрос тоже вызывал у взрослых улыбку. Но —улыбку недоумения. Возможно, что эта его неожиданная безапелляционность в матримониальных вопросах и послужила причиной их с Ларисой последующего расставания. Потому что разлучиться им безусловно в конце концов пришлось. Но, как именно  это случилось, он теперь не помнил абсолютно.

 Очевидно, всё совершилось естественным путем — семья мальчика  вскоре поменяла место жительства, переехав в Осетию. 

 Он ещё долго ощущал горчащую пустоту, оставшуюся в душе после их разлуки. Но со временем эта пустота понемногу заполнилась воспоминаниями об их упоительных встречах. Память всегда отметает  неприятный антураж, как ненужную шелуху, бережно сохраняя главное.

 Шло время. Мальчик рос и мужал, влюбляясь или думая, что влюбляется, в других девочек. Окончил школу, затем институт. И повстречал однажды ту, которая стала для него  единственной и самой удивительной на свете. Оказавшейся, кстати, вовсе не осетинкой,  а грузинкой. Впрочем, это на самом деле было не важно.  Потому что им хорошо вместе.
Их старшие дети,  дочь и сын, уже вполне самостоятельные молодые люди. Сами, наверняка, влюбляющиеся. А младшая дочь достигла возраста, когда её папа влюбился впервые.

  * * *
 ...Иногда, очень редко, он вдруг отчего-то просыпается среди ночи. Сон ещё полностью не отпустил его и теплится в светлеющем сознании. Ему снился уютный, тенистый летний двор его детства. Липы, клёны, чистое голубое небо над головой и кувыркающиеся в этой голубизне голуби. Он, шестилетний, играющий во дворе со своими товарищами в прятки. Мимо них через двор идёт молодая женщина, ведущая за руку белокурую девочку. Девочка оборачивается и, встретившись с ним взглядом, улыбается ему. Улыбка её приветливая,  искренняя и целомудренная.
 И он понимает, что эта девочка и есть сама любовь. Свет, струящийся из прекрасных очей, окутывает его.
В этом свете черты её лица вдруг плавно и неуловимо меняются, приобретая новые, смутно знакомые очертания, глаза из голубых превращаются в карие, белокурые волосы темнеют и золотятся. Девочка смеётся. И он вдруг ясно осознаёт, что это — его младшая дочь.
 Сердце его наполняется теплом.

  * * *
 Поставив точку, я закрыл файл и отключил компьютер. За окном в монотонном шелесте дождя спокойно умирал мокрый осенний день. Влажные сумерки медленно выползали из-под кустов и прижимались к стенам домов. Я потушил настольную лампу и моя комната тотчас же наполнилась мглою.
 Закурив, я вышел под дождь.

   2010.