Вспоминаю, как мы с ней встретились и четко понимаю, что всему причина судьба.
Когда я увидел ее впервые, она показалась мне маленькой девочкой. Нет, скорее даже ребенком. Ничего особенного тогда я в ней не заметил. Ну, девушка, ну, хорошенькая. Ну и что? Тем не менее, свои первые ростки в мое сердце неспокойствие пустило именно в тот момент, когда передо мной возник ее миниатюрный силуэт.
Попрощавшись, я больше не думал о ней. Точнее, старался не думать, однако какие бы важности не занимали мои мысли, на протяжении всего дня ее образ неотступно блуждал поблизости. Ночью, мне даже «посчастливилось» увидеть ее во сне. Странный это был сон. Все события, очертания – все в нем было размыто дождем. Единственной ярко-очерченной картиной в нем была она. Когда я проснулся, то битых пятнадцать минут ломал голову над трактовкой необычного видения, но не найдя хоть какого-нибудь логического объяснения, бросил затею. Я решил, что лучше всего мне будет забыть и о сне и о новой знакомой, проникшей в мое сознание так вероломно.
И я забыл. Забыл, напрочь, забыл, но лишь до того мгновения, пока мы снова не встретились.
Новая встреча – тотально новые ощущения. При виде этой хрупкой девчушки у меня подкосились ноги в коленках. Это уму непостижимо.
Она стояла в тоненькой курточке, на том самом месте, где я назначил ей встречу, и осматривалась по сторонам. Сознание того, что я заставляю ее ждать себя, отчего-то приятно грело мне душу. Я и сегодня не понимаю, почему в тот осенний день я получал удовольствие от того, что заставлял думать о себе, как о человеке, страдающем дефицитом пунктуальности. Я продолжал наблюдать за ней, притаившись за газетным киоском, и скоро заметил, что она теряет терпение. Маленькая сувенирная куколка шагала по тротуару взад и вперед, а во взгляде была видна такая мощь. Мне вдруг стало страшно. Я реально почувствовал для себя угрозу, но какого рода, в то время еще не догадывался.
Я не дурак, и понимал, что заставлять себя ждать дольше, было нельзя. Но и сдвинуться с места у меня не хватало мужества. Прямо как на прием к стоматологу, хотя сегодня, к счастью, все процедуры в зубном кабинете проходят фактически без боли, или почти без боли.
Итак, я робел, как подросток и от этого мне было не по себе. И все-таки, я, насколько это было возможно, собрался и с решительным видом человека, абсолютно не сожалеющего по поводу своего опоздания, подошел к ней. Кто она такая, в конце-то концов? Чего
я так комплексую? У нас сугубо деловые отношения, именно по этой причине судьба и свела нас вместе. К чему вся эта юношеская робость и нерешительность?
Но мужество покинуло меня, сразу же, как только мои глаза встретились с ее взглядом. Разум мой оказался ослеплен, а решительность сшиблась с ног. Я снова почувствовал себя беззащитным, словно младенец перед жестокостями жизни, меня снова охватила дрожь, снова появились косноязычие, отдышка и бегающие глаза.
Рядом с ней я всегда чувствую себя не в своей тарелке, и от этого веду себя в несвойственной мне манере. Причем делаю я это не только по отношению к ней, а ко всем, с кем мне так или иначе приходится общаться. Конечно, о произошедших во мне переменах мне тут же указывают, и это не удивительно, если учесть, что все они отнюдь не в лучшую сторону. Оказывается, я веду себя крайне несдержанно, позволяю себе грубость, резкость в общении – одним словом, я перевоплотился в хама, и все лишь для того, что показать перед ней свое мужское начало. Какое непростительное ребячество. Иногда мне хочется спросить у нее, замечает ли она буквально кричащую во мне фальшь. Мне стыдно даже подумать о том, что она догадывается о моем притворстве. Я кажусь себе смешным и жалким. Такой человек, однозначно, не достоит ее.
О том, чтобы вернуть себе спокойствие, я уже и не мечтаю, причем, как в переносном, так и в прямом смысле. А на что оно мне? Что такого незабываемого, светлого и радостного оно мне принесло? Но чтобы жить в постоянном напряжении, необходимо обладать не дюжей силой. Регулярные встречи, систематические контакты сражают меня наповал и превращают в несмышленого, оглядывающегося по сторонам юнца. Почему оглядывающегося? Да потому что, мне кажется, будто все вокруг видят, что со мною происходит, и смеются надо мной. И чем больше мы с ней общаемся, тем сложнее мне ориентироваться в разлуке с ней. Со временем она стала необходима мне, как наркоману доза. Меня распирает от желания позвонить ей и назначить внеочередное « деловое» свидание, но я всячески пресекаю в себе подобные порывы. Зачем? А вот не знаю.
Как бы там ни было, но реальных деловых встреч у нас такое количество, что о том, чтобы уравновесить свое душевное состоянии думать не приходится. Я живу в постоянном ожидании и предвкушении новых встреч. Сколько энергии я от них получаю, какое счастье испытываю! Когда ей что-то нравится, и она улыбается, ее улыбка рождает во мне шквал, эмоций, а ее смех… Когда она смеется, сама душа ликует во мне. Едва заметные, нечаянные прикосновения, без которых не обходится не одно общение, тем более, столь тесное и плодотворное, сражают меня, подобно ударам молнии. Думаю я не солгу, если скажу, что впервые в жизни почувствовал свое сердце. Нет, о том, что оно у меня есть, я знал и раньше, ведь оно частенько побаливало, чем причиняло неудобство. Но вот так, ощутить всю его мощь, его силу, прежде мне не доводилось никогда. Теперь это уже больше не кочан из мышц и сосудов, усердно перепачканных кровью, размером с кулак и имеющий полномочия регулировать работу всего организма. Мое новое сердце неимоверно огромных размеров. И от этого мне больно распирает грудь.
Но я все еще не готов признаться себе в том, что охватившее меня столь неожиданно, настигшее, как говорится, из-за угла и сразившее наповал чувство, ни что иное, как любовь. Та самая, которую я настойчиво избегаю вот уже долгие годы. Мне эти нежности ни к чему. От этой мороки всего- то толку, что головная боль. Это тебе не какое-то там вирусное заболевание, от нее ни вакцины, ни противоядия.
И все же, подсознательно, возможно, душой, я уже подозреваю, что, сколько бы я не рыпался, сколько бы не хорохорился, избежать любовного плена мне удастся. Именно по причине этого, в своей непрекращающейся битве с сердцем, мой изощренный разум совершает непростительные набеги, в результате чего, в разговорах с ней я несу такую ахинею, о которой после жутко даже вспоминать. Вдобавок, я то и дело намекаю ей на то, что рядом с таким медведем как я, ей, маленькому лучезарному эльфу не место, между тем как она, скорее всего даже и не помышляет об этом. Она обходительна, вежлива и учтива, но всегда строга и сдержана до грани.
Каким бы грозным и обмундированным воином не был бы разум, в подобном сражении ему изначально предсказан проигрыш. Это так, и по-другому… по-другому просто невозможно, если, разумеется, ты человек, а не какая-нибудь там гениально сконструированная машина, у которой мотор взамен сердца. И вот, в последнее время я стал все чаще замечать, что мои действия идут вразрез с сутью. И, признаться, это меня серьезно беспокоит. Выходит, я напрасно закаливал сердце, абсолютно зря тренировал душу? Крошечный огонек, искорка, накалили меня до такой степени, что все труды и старания укатили коту под хвост. Все, все разбито, уничтожено. Годы самоконтроля и аутотренинга – все ушло в небытие. Я вынужден признать, что чем дальше отгоняю от себя мысли о ней, тем глубже они вонзаются мне в сердце, а оттуда, с кровопотоками циркулируют по всему телу, включая и отвыкший от высокого напряжения мозг. Но я не собираюсь сдаваться. Я борюсь. Я прижимаю свой язык зубами, когда тот норовит произнести ее имя, но оно вырывается через стон. Тогда я прикрываю свой рот ладонью, но легкий, вырывающийся сквозь щелки свист, снова воспевает ее имя. И я бьюсь в неистовстве, бью, что есть сил, по губам, склеиваю их пластырем, но все напрасно. Стоит мне успокоиться и решить, будто этот раунд выигран мною, в бой, сломя голову вступает сердце, прихватив, в союзники, бессмертную душу. И их тираду, их крики ничем не угомонить. Они подобно колокольному звону, предвещающему великое пришествие и то и дело отзывающемуся набатом.
Она везде. В каждой крупице моей души, в каждом уголке бренного тела, в пульсе, в неудержимом дыхании, в боли. И я, сраженный и обезвреженный, теряюсь в бесконечном лабиринте страха и сомнений. Сомнения – это то, что сопутствует мне на протяжении всей жизни. Я недавно прочел, что основа сомнениям, как и фактически все остальное, закладывается в человеке в детские годы. Какое-то незначительно, не принятое всерьез событие, и его последствия преследуют нас всю жизнь. Разумеется, я не имею ни малейшего представления, относительно того, что это было за событие, да и у мамы спрашивать, думаю, не стоит. Однако, принимая во внимание калибр сидящей во мне сомнительности, смею предположить, что событие было не такое уж и незначительное.
Уф, не знаю. Размышлять и дискутировать можно бесконечно, но это не поможет разрешить сложившуюся ситуацию. Необходимо решать, как жить дальше. Свернуться калачиком, склонив голову перед махиной сложности и проблем, не высовываться и дожидаться пока жизнь своим молотом прикончит меня окончательно, или же, наступив на собственные сомнения и страхи позволить себе большой шаг в сторону света?
Не знаю. Боюсь, как бы не ошибиться.