Тщеславная муза слова

Катерина Фолк
Начнем без репетиций.
Я люблю внезапность.
И если я скажу тебе, что убью тебя, не воспринимай это как метафору.
Падай сразу с пеной у рта к моим ногам.
Если скажу люби другого, ты будешь любить, мучаясь, что не можешь любить меня.
Но это меня мало волнует.
Другие...
Они цепляют...
Они только и могут, что презирать за слабости, а я их возвышу в своей же плоти с фотоальбомом в обнимку на тумане из крыш.
И небо заплачет тогда томатным соком перегноя. Я зашагаю по лезвию седьмого облака. Земля начинет выбрасывать на поверхности трупы великих умов. Грациозность взглядов - свыше. На меня любуются боги. Они - повержены. Всадники Смерти ждут праведных слов. Воины склонили головы на новых могилах. На кострах сжигают книги и тех, кто верят в Иисуса Христа. И я вижу внизу зонтики с арнаментом "белой розы" на фоне черных пакетов. Среди черно-белой картины в памяти прожигается красная роза. Я посмотрела на вход в склеп. Рядом на ступенях стоял Ты.
Приближаясь к Тебе, я танцевала на бритве, которую однажды протянула Тебе. Безумный танец цыганки, что по ночам становится крысой. Снизу послышались удары в ганг. Заревели гитары, освещая пение хора. Мужской оперный голос возвышался над громом. Дождь лился в трубы органа. Кровавое небо чернело на севере. Ты внимал моим движениям, полные страсти и ненависти к Твоим губам.
Я потеряла власть над Тобой еще год назад. Соблазн для Тебя уже не имел значение в моей недосказанности...
Остановилась. Все стихло, и зазвучала флейта. Ты близко. Так близко, что я забыла боль в ногах. Пошатнулась. Ты обнял. Дышала Твоими дыханием. Цветок упал на бетон, пропитанный уже моей красной болью.
-Тебе здесь не место.
-Я знаю.. Я гость в твоем пафосном мире.
-Я Тебя придумала. Ты должен исчезнуть, как Он..
-Тебе дано одно слово, решай - сказать или убить.
-Поцелуй меня...И молчи... Не смей мне больше ничего говорить...
В безумном ритме скрипке, мы целовались. Посекундно черпая гортанью желчь друг друга. Сердце замирало при каждом прикосновении смелых и сильных рук на моей израненной спине. Вся мокрая от дождя я стояла, хватая воздух ртом. Ты стоял бездушно, легонько приглаживая мои волосы на затылке.
Меня боготворили - Ты пил горькие капли холода. Я взрывала дома чужих жизней, разрушая всё, что мне попадалось под руку - Ты спал со светлым гением моего притворства. И мог сделать все по-своему, и получить мою вечность!! А Ты...
Только Тебе позволила меня бросить первым...
Ночь. Весь пафос дня за окном...
Похоже, мне больше не хватает смелости. "Одно лишь слово и я умру.."
Месть? Зима?...
Зима...Просто зима... Я навсегда запомню ее.. И месть... Мстила за прошлую и давно забытую, давно сгоревшую, давно обветрянную любовь...
Мне надо сказать лишь слово - Ты будешь рядом, воскреснешь ничтожной красотой того цветка, что упал 6 января.
Но похоже мне больше не хватает смелости...
Сжалась под тяжестью ночного покрывала. Цепляюсь за щетину криминальных дней. Сразу исправляю ошибки в доказательстве моих теорем, которые будут завтра. Слишком много во мне начал, чтобы медленно проникать ножом в масло хитросплетений людей. Воспламеняюсь без расчесанных правил и скорость накаляю до взрыва во сне. Плачу в те частые теперь вечера одиночества, когда из Вальта Ты превратился в Короля.
Пасьянс не сходится снова.
Всегда выпадает шестерка треф в конце, когда на кону все мое состояние люминеценских перепадов на границе сна.
Очередное обострение январьских простуд.
Но мне дано слово!..
Опять другие...
Переключаю канал.
Вам не позволено расчеленить мою слабость. Я возвысила ее над вашими же головами тогда еще, зимой. И теперь вы сами молитесь на мою фотографию, что по моему желанию упала из альбома на камень могил.
Не в ваших силах запомнить мое минутное состояние. От крайности в крайность, из бокала с вином в чашку с чаем, от сдирания кожи до зализывания ран. Моя игра и мои же правила, где мармеладная крыса и три пунцовых кошки вели войну. Банально, как оливье в Новый год с отпечатком ужаса на лице во время преступления президента перед всеми вами.
Секретная настойка трав, подаренная моей бабушкой по материнской линии, смеялась в моем желудке после праздника. Но одновременно успокаивала мучительное существование в течении трех лет... С полной уверенностью живу, что конец летален. Наверное, я бы справилась с этим шизофреническим феноменом смерти в моем воображении, только доза жизни мала, чтобы перебить эту уверенность в кожанных извилинах о собственном убийстве. Да. Меня все-таки прибьют за эту особенность.
Для меня не был подарком чье-то оставленное сердце на плахе самоистязания. Только запомнилось одно черненькое, гнилое, полураздавленное сердечко мало мне знакомого парня. Просто топили друг друга в ведре, как два котенка, за право выжить. Я уже уходила от него, когда исчез его пульс и в легких обнаружили воду. Врачи лишь разводили руками и шли дальше лапать медсестр. Переболела инфарктом сквозь желтую карточку. Прописала сама себе лечение амброзией и нектаром из свинцовых пуль.
И..
Другой уже манит за собой.
Довольно интересно наблюдать за ним.
Габриэль обретает форму. Радовало пока картина будущего.
Я улыбнулась от собственной важности и могущества над его разумом. Мой озлобленный ученик впитывал каждую мою мысль. Пытается еще бороться, а я забавляюсь.
Ничего личного.
Нервный тик и заикание вошли в моду? Нет... Просто вы слышите мой голос.
-Теперь ты понимаешь, зачем мне нужно было твое имя?..
Таешь... Дрожишь витанамином С, который мне нужен сейчас, когда потерян путь в мир сумасбродства и зеленых вилок. И теперь я лучшая твоя выдумка, высасывающая всю твою осторожность и уверенность. Поэтому ты станешь моей опорой. Свой третий каблук я уронила в деревянную щель Итальянской пекарни. На двоих мне не устоять. Так стань же для меня защитником и палачом для моих врагов. В конце, может, и подарю тебе поцелуй.
Мне хватает наглости, чтобы брать то, что ему принадлежит. И он дает. Внимательно слушает мой бред, благодарности нет предела. А я изучаю его узоры памяти. Интересует другое, то, что скрывает. Но он сам не знает, что я обладаю информацией о его будущности. Потому как в моих силах изменить его жизнь в обратное оперение. Потому, что он сам дал управление в мои руки. Чтобы снять с себя напряжение, я буду обращаться к нему за помощью. Пока помогает его таблетка, помогает народное лечение разговоров, а потом...
Мне дано еще одно слово...
И это не так жестоко по отношению к нему. Я замечу, когда его убъет очередной разряд синего тока, когда он расстает снежинкой насыщения на рельсах летних поездов. Я тоже буду его оберегать от падений. Я умею вычислять шаги до обрыва.
Уже мое. Целостное. Но еще могу отпустить. Пока не жаль.
Всего лишь шутка. Неуместная и игривая шутка против течения воды. Предают только руки и взгляды. Хочется слепить жалкое подобие сапожка. Но не смогу. Лень разрушает ребра. Мало пространства в животе для мотыльков. Непонятное притяжение вдоль кирпичной стены с граффити.
Даже забыла про первое слово. Держу себя в тайной комнате под левой башней моего разума. Но во мне не так много дверей. Спрячусь в самую дальнюю комнату, где есть все, что мне не надо. Надеюсь, он вырвет меня с корнями из убежища моральных деталей за спинкой стула.
Не боюсь терзаний в порошковом виде. Прячусь. Но слышу его шаги в созвездии голодных псов. Задрожала упругая связка ключей. Совсем близко.
Вернулась в прошлое от онемевшего страха.
Дорога и след.
Она.
Трезвый феникс порядкого номера. Кофунция не срабатывала. Обрезаюсь на края, чтобы ее жидкость проникла в мою сферу уродливых извояний. Тучность граней за сердоликом. Ломая крыло, я приблежалась к ее статуи. Греческая работа самых лучших мастеров. Она - лунная сонната Бетховена. И похоже, я - дерижер. Хотя нет. Уже скрипка в дальнем углу. Со слезами на глазах доиграла до конца, злостно сжав зубы, едва прокусив губу, но я все равно улыбалась ей прямо в зрачки, еще помню их вкус, вкус грецкого ореха... Вся боль ушла в смычок. От этого не так сильно хлыстала кровь в сердце. Оперный театр превратился в кукольный. Погасли свечи и стихло мое дыхание. Занавес опушен...
Вернулась в реальность.
Я слышу его добрый голос. Но не выйду. Пусть сам возьмет победу. Понесет меня, как дичь, на плечах и подарит тот самый покой, что я не чувствовала с Ней. Потом позволю вскрыть мои язвы, искупать в ароматном бульоне, и даже приправить солью...
Но мне все равно дано слово.
Все также сижу в убежище, перелопатив буквы в этом страшном слове. Да, я его боялась. Боялась произнести. Просто тогда буду принадлежать ему. Ведь после того, как он меня найдет, я еще смогу манипулировать пылкими речами, жалкими слезами и звонким смехом, корчась от боли в ранах, где пульсировала крупная соль. А если вот скажу, то уже буду полностью в его руках, под его крылом, а если захочет, и на поводке...
Но МНЕ дано слово.
Пока рано.
И пока не хочу говорить.
Само все явится под прицелами снайперских взглядов.
Это будет как на расстреле, как моя гениальная казнь и вечное заточение в подвале Габриэля.
Если бы не месть, ни за что бы не обратила внимание на крохотную, но брутальную девчонку без воздушных шаров в маленькой и затхлой душонки. Опять месть решила все за меня. Когда Дрим исчез, испарился сном, осколком салюта в ночном Новосибирском небе, просто предательски ушел, не оставив мне глотка радости, я изнывалась судорожными линиями трехлетнего малыша. Мне нужна была игрушка, отыграться и вернуть свой королевский статус невинности, плюшевый заяц на поводке, на котором ранее держала голодных белых волков, мне нужен был он! Хотя он просто случайно попался под руку общих знакомых Дрима. И сам ведь попался. Заглотил сырую наживку моих страданий в электронном виде. Но изначально я ловила Других... А он... Сейчас ищет меня в моем замке. Уже зависим.
Да похоже, что я тоже...
Шаги все отчетливее. Он за дверью.
Кома.
Фотосинтез страха.
Немая паника.
Слезы.
Рву волосы на висках.
Немая паника раздирающего крика.
И снова шаги.
Прочь от комнаты.
В глубь. Еще дальше.
В темноту, где даже моя нога не ступала.
Но мою дверь он не открыл.
Улыбнулась и выбросила смятый комок волос в похолодевшей руке.
Не нашел.
Значит, я непобедима.
Но лишь одно мое слово, и он тут же обернется назад, от счастья подпрыгнет и откроет мою дверь. И только с зелным удовольствием прибъет охотничьем ружьем.
Подошла к двери.
Тихо.
Резко воткнулась в уши, заученная мной, мелодия еще до рождения. Черный рояль пластмассовой интеллегентности. Свеча.. и.. Боже! Это он! Сонната моего эфемерного прошлого!... Плавится кожа под огнем корявых нот на пожелтевшей бумаге. Насмешливый взгляд и холодная улыбка в мою дверь.
"...Кукольный театр и подол Ее платья, скрипка и брызги крови, эшафот под Ее окнами и моя казнь, голубые розы и снег..."
Сейчас это повторялось в моей собственной обителе, связывая меня ремнями из насмешливой игры на рояле перебитыми пальцами. Бешенно пульсируя в почках обиженного ребенка, я надувалась вакуумом шоколадной боли. Посмел! Да еще в моем присутствии.
 Разбито смотря ему в глаза, пытаясь корчить ухмылку, я плакала без слез. Посмел затронуть мое прошлое из отравленных игл второсортных шприцов. Но не все так быстро ляжет к нему на ладони. Сейчас дам усталости вникнуть в его предельные мечты, а потом уже и...
Закончил игру. Подошел ко мне, развязно говоря о моем прошлом, дергая за ниточки самолюбия, притягивая к себе. Полное сопротивление оказывать бесполезно и уже не хочется, так как мысли в параллельном мире передозированного наркоза.
И только сейчас заметила, что я стою за дверью моей тайной комнаты, напротив рояля...
Это вечная борьба двоих циников, зараженных чем-то неизлечимым... Мурлыканье утонувшего котенка в темном углу отразилось эхом в платье... Коммерчески улыбнулась обоим. Между двумя экваторами, как алая бусина на черном бантике...
И только мне дано слово!..


22 октября 2008