А сами дамы хмурят лица
От пыли кожа стёрта в зуд.
Лежат как брёвна в поленице
И пекла в очереди ждут.
Там по бесчисленным проспектам
Шныряют черти – пацаны
За всем за этим смотрит Некто
В сюртук одетый и в штаны.
Здесь голых нет. Все в макинтошах.
Тут нравы строгие, увы!
Как антрацит блестят калоши;
Не снимешь шляпы с головы.
Здесь комплементы не даются.
И оскорбленья не в ходу.
Не сквернословят, не смеются
Не налегают на еду.
Здесь чинно ходят по дорожкам.
Держась за хвост другой Души.
Не лезут к девушкам в окошко,
Не курят гадкой анаши.
Лишь книги старые читают
Листы ворочая перстом.
И строго старших почитают,
Не оскорбив души при том.
Ромео под руку шёл с Бесом.
Им чинно кланялся народ.
У алтарей служилась месса…
Всех дел в Аду невпроворот.
В Аду повсюду ламп сиянье
Огни бесчисленных реклам.
И полуночные гулянья;
А не шнырянье по углам.
Всё дальше шли к столпам окраин
Из чрева каменных домищ...
И там, увы, не будет Рая
И эротических игрищ!
Не час, не два шли по дорогам.
Стопы топтали пыльный грунт.
Ведь пол столетия у Бога,
Как на Земле пара секунд.
Вот и окраина. На горке
Стоит домишко, в три окна
Купчиха в шапочке из норки
Строгает что-то из бревна.
Глядит на путников уныло;
Без превосходства шлюх и жриц.
Вдова Мудищева пленила
Того, что умер без яиц.
Есть в ней загадка и шарада
Она всё также хороша.
И всё же путникам не рада;
Сидит без мужа, без гроша.