Я поздний потомок тех, кто стих,
зане истолкован был криво;
мой жребий негромок, тих мой стих,
муза моя молчалива.
Но если улыбку ее поймал —
я радуюсь, как ребенок,
все то, что с бессонницы насочинял,
перечитав спросонок.
Мой стих не услышит несчастный народ,
уставший искать мессии,
но пусть он идет — где вплавь, где вброд —
по градам и весям России.
И если из зябнущих душ хоть одна
согреется им — высока цена.
(28 июля 1989 г.)