В минувшем сезоне

Уменяимянету Этоправопоэта
В минувшем сезоне в конкурсе красоты «Мисс Украина» победили моя супруга и дочь, что послужило поводом к моему душевному покою, несмотря на непрерывные «Бои без правил», которые демонстрирует действительность.

В такие деньки я люблю беседовать с мамой о жизни.
Я примчался в Киев по делам и застрял в съёмной квартире на Печерских холмах – моё ходатайство медленно ползало по этажам министерства, спотыкаясь о каждую корягу, как подвыпивший уманьский хасид.

Мама приехала на пригородном поезде ко мне, и мы провели славный денёк, несмотря на проливной сентябрьский дождь.

За считанные часы мы обсудили проблему невестка-свекровь и пришли к неутешительному выводу, что данные отношения мало зависят от образования и интеллекта вершин треугольника, а сын-муж должен влиять на эти гипотенузы, хотя ему труднее всех.

Я прочёл маме несколько рассказов Улицкой из сборника «Люди нашего царя», что побудило маму к воспоминаниям.

В детстве они с девчонками играли во «врагов народа». Суть игры мама забыла, а помнит только, что однажды проигравшая девочка, дочь начальника паспортного стола, в сердцах кричала: «Мой папа объявит ваших мам врагами народа» – у большинства девочек папы остались на фронте, и именно такая угроза охватывала наибольшие массы.

Не считая окопов по лесам Украины, которые до сих пор ещё проглядывают, вплоть до моего детства, война ещё звучала в разговорах старших как нечто недавнее. А уж в пятидесятых годах война была частью повседневного быта.

В 1953 году – так и хочется написать: холодным летом пятьдесят третьего – мама попала с подружкой, тоже двенадцатилетней Валентиной, в пионерский лагерь в те же самые леса.

Запомнилось маме немного: как их с Валей за самовольный уход в лес поставили на линейке на солнцепёке перед строем пионеров и держали на плацу пока Валентина не получила солнечный удар; как они с Валентиной нашли в лесу щенков собаки и играли с ними, пока воспитательница не обнаружила, что это волчата и они очень испугались возможной волчицы.

Но самым удивительным было обнаружить в лесу под сосной полкило конфет.
Конфеты были карамельки, но «из самых дорогих».
Мама с Валей тут же съели по одной.
Мама решила, что конфеты нужно нести в отряд, а Валя предложила съесть ещё по одной.

С большим трудом Валентине удалось уговорить маму съесть по второй карамельке.

Увидев девочек с грудой конфет, воспитательница выругала девочек: «В лесу полно шпионов и они могли подбросить детям отравленные конфеты».

Не знаю как с конфетами, но все рассказывали, что в годы войны свободно можно было подорваться на мине замаскированной под детскую игрушку.

Считалось, что такие взрывные устройства подбрасывают немецкие диверсанты.
Удивительно, что и через тридцать лет после войны старшие прививали нам осторожное отношение к бесхозным игрушкам и мелким предметам, и у меня до сих пор сохранилось настороженность к ним: «Не брать, не поднимать – лежит и пускай себе лежит».

Конфеты у девочек отобрали, но загадка нахождения в лесу под сосной в 1953 году груды карамелей осталась загадкой на пятьдесят лет.

Собственно и сегодня это было бы странно: найти в лесу полкило карамели, сложенных горкой.

Через пятьдесят лет мама участвовала в трагическом мероприятии: хоронили брата одной из маминых подруг, который покончил жизнь самоубийством.

Было понятно, что в церкви покойника не отпевали, и священник в похоронах не участвовал.

Но кроме этого оказалось, что в селе, откуда была родом семья самоубийцы, их не принято даже поминать «за столом».

Сестра покойного произнесла такую фразу: «Всю поминальную еду и выпивку разложите в кульки, отнесите на рынок к окончанию торговли и там оставьте в разных местах. Бомжи и нищие найдут и поймут, что к чему».

Мама ничего не знала об этой традиции, но тут её осенило: «Вот что это были за конфеты. Их принесли детям в лагерь».

Мама бросилась к Валентине.

 – Ты помнишь  те конфеты в лагере?

– Конечно, а что?

Мама сообщила Валентине свою версию разгадки.

«Я же говорила, нужно было их все съесть. А всё твоя дурацкая честность. До сих пор простить тебе не могу, – ответила шестидесятипятилетняя пионерка тётя Валя».