Hostias et preces

Константин Вьюшков
Завидев искру в этих глазах, фарватер сбивался
И бежал, как младенец в угол. Полз на четырех ногах.
Вдыхая давно опротивевший аромат, признавался
И признавал, что временами в густой темноте он испытывал страх.
Которого нет и не будет, когда последнее в нем умрет.
Забыв метафизику, он не врет.

Желание, вечно проедающее кору головного мозга,
Словно червь, извивающийся нейроном.
Мог бы вылепить ее силуэт из воска.
Рассказывать ему глупые анекдоты томно.
Не менее глупым смехом сопровождать каждую строчку.
Самое время поставить точку.

Завсегдатаем алкогольных вечеров, свиньей в грязи
Измазавшей брюхо копотью надкнижных свеч,
Вламывался в приоткрытую дверь спальни,
Сбрасывал старую гору с плеч.
Взваливал новую, одевши вериги.
Он давно не читал ее книги.

Привычка не любить тех, с кем она спит, укоренилась.
Был бы миллион ножей, всадил бы каждому в грудь.
Догадываешься, что только один, из тех, кому она снилась,
Сможет после нее уснуть,
Не взглянув в глаза, отвернуться к стенке. С храпом
Провести целую ночь под ее взглядом и одеяловым драпом.

Ненависть к людям никогда не была первопричиной.
Даже малые дети, посмеиваясь, вываливались из гнезда,
Обретали корни, становились мразью. С почином.
Если меркнет главная звезда,
Небосвод не становится четче, не теряет яркость.
Я знаю, меня уничтожит старость.