Идти по сухим и несносным улицам вдоль каменных, но почему-то все-таки живых лиц, разгребая руками тонны никчемных листовок с советами и обещаниями. Ты идешь за потерянным сном, без веры в стимуляторы фантазии - расширители сознания - тошноснотворные таблетки. Я начинаю узнавать потерянные крупицы внутрисонных видений, доходя до бледной девушки в белоснежном платье в комнате, подобной чистому полотну. Девушка ломает спелый гранат: соки - зерна - зерна - капли. Ее лицо остается белым и спокойным, как та вода из совсем другого сна, что поглотила летний город, и без единого звука безропотно уходящие вглубь автомобили, и люди, что действительно похожи на людей, продолжают движение по тротуару, пока вода с головой не накроет их так, что не останется и намека на эту прискорбную городскую жизнь.
Вон за тем углом тебя уже ждет слепой, зряче на тебя взглянувший, чтобы проводить в комнату, где по пояс в песке человек между двух дверей, ведущих из этого вязкого ада, выбирает угол комнаты, в котором над ним насмехается мешок, наполненный, без сомнения, лишь таким же песком, что выльется оттуда неудержимым потоком, расширяя границы ада через без малого вечность, когда проклинающий все, алчущий богатств глупец развяжет узел.
И только там, после бермудских музыкальных треугольников, убитых горем калек, пусто улыбающихся в лицо прессе и уверяющих ее в том, что они бесповоротно и безысходно счастливы, после заброшенных станций поездов, где незнакомый и странный знал-знает-будет знать о тебе все, иногда лишь для верности сверяясь по часам, я дойду до колодца. Стой на его краю. Стой до тех пор, пока не поймешь, где небо, исцарапанное солнце-иглами патефона, а где вода, в точности отражающая высь, и лишь когда станешь абсолютно уверен, простояв без движения на самом краю столько, сколько необходимо, чтобы вода впитала твое отражение, ныряй. Ныряй за своим потерянным сном к самому дну, такому далекому, что вода на дне теплее парного молока от соков, которыми питает ее Земля. И, сделав несколько глубоких вдохов или глотков, долетев до самого истока глубины, ты, наконец, проснешься в незнакомом месте, заброшенном рыбацком домике, по горло в море, ибо отсутствие сна разъедает не хуже терпкой морской воды, крепче сожмешь губы, чтобы не выпустить вновь из головы утерянную драгоценность и не спеша отправишься домой в неизвестном направлении, а скорее и вовсе без направления, туда, где тебя ждет трехцветная кошка и стакан горячего чая.