Однажды утром зазвонил телефон, и я поднял трубку

Николай Лукка
«Здравствуйте… Какая Муза?
Му-у-за!.. шутите?.. Алло!
Шорох в трубке?.. Глажу пузо.
Да, в окно гляжу… Гало?
Вижу хорошо. От солнца
огненная полоса
в желтизну уходит… за
тучу. Алый шар трясётся,
искры сыплются… на нём
голубой танцует гном.

Ошибаетесь... –  ни грамма!
В трубке звон?.. Так  это жук
бьётся о стекло, и рама
голос подаёт… а звук…
Словом, никакого гнома
не было. Жучище! он!
синий-синий!.. Пустозвон?
Дурачок, сидящий дома?
Вы сказали: дурачок?
Очень хорошо, сверчок!

Вы желали бы приехать?
Стоит ли?.. Как я живу?
Расползается по шву
простыня, а в складках – перхоть.
Хлопья будто геркулес.
В организм грибок пролез
сквозь ”оконца” в коже, точно
сквозь окно в квартиру вор.
Нараспашку – ”окна” пор.
Тварь сидит и до сих пор
пожирает кожу… Точно
знаю, что самой Земли
загрязнение – причина
всех моих болезней… и
не лечусь… Моя кончина?
Никого не поразит.
”Шелудивый  паразит
умер!” – скажут… Дурачина?
Гм, звучит уже не так
ласково, но веселее,
чем чурбан или дурак…
Муза, есть у нас и парк,
но ни липовой аллеи,
ни дубов, ни вязов нет
в парке: парк автомобильный!
Едкой пылью в серый цвет
он окрашен и обильно
полит нефтью: склад, ангар,
корпуса, машины, лица –
всё в пыли… и в небе гарь,
а земля что битум. Птица
не летит над парком… Ту?
Ту  и  Илы  пролетают:
белой нитью прошивают
небо, но под хвост коту
их работа: рвутся нити,
и уже трещит по швам
купол неба… Если Вам
я соврал, то извините!
я нечаянно… Зерно
есть?.. А-а-а-а! глупый как бревно.

Ветер с Финского залива
гонит тучи, треплет иву,
что у мостика растёт:
взял за косы… головою
серебристую вот-вот
в ”Говнотечку” окунёт,
в то, что некогда водою
называлось… Так что нам
жизнь сама вложила дудку
в губы, а не Муза… Хам?..
Хам прошёлся по штанам,
хам задрал девчонке юбку,
с крыши жесть уже сорвал…
Нет, сейчас я не соврал.

День позавчера был душный.
Ястреб в синеве парил.
Столб пахучий, столб воздушный
ястреб краем обходил
медленно и осторожно…
Муза, даже Ваське тошно!
Кот обходит стороной
парк. Недаром пить я рано
начал суррогат дрянной.
Замусоленный, как рваный
в кепке нищего, рассвет
не способен  тьму рассеять,
а Барбосу дела нет!
Он один такой в Рассее.
Боком трётся о забор…
Муза, у меня… запор!

Соли мне дала Наташа,
соли аглицкой – не нашей!
Вас моё признанье  в шок
не повергло?.. А параша,
то есть мой  ночной горшок,
под кроватью… В  ожиданьи,
скажем так, богатой дани,
скрип и стон стальных пружин
слушает и слову внемлет
умному… или, режим
соблюдая, просто дремлет.
Скажете, что я – свинья?
Хуже?!..  Нет, на зоне я
не был... Упаси Господь! не
привлекался… У окна
я сижу – в одном исподнем –
на кровати, и она
подо мной скрипит… Пружины?
Новые… да толстоват
зад!.. А над окном висят
ветви молодой крушины  :
средство и от колдунов
и от слишком страшных снов.

Аонида, Вы б хотели
наши увидать места?
Приезжайте, в самом деле!
С марта месяца на теле
струпьев нету. Борозда
красная идёт от ямки
на груди и до пупа.
След, конечно, не от лямки,
а от складочки: клопа
я давил, на пузе лёжа,
пузом упираясь в шов…
Пузо?.. Пузо – будь здоров!
Как на барабане – кожа!
Щёлкни пальцем – зазвенит!
Пуп – и тот глядит в зенит
из воронки. (Ох, подпёрло!
началось!) Я слышал, что
труп от живота до горла
разрезают… Это что,
правда?.. Только покороче!
Время дань отдать горшку
наступило… Да, бегу!
Что приснилось?.. Прошлой ночью
след (по-видимому, волчий)
и брусника на снегу».

1991