(Вспомнив некую картину)
Сентябрь. Венецианским дожем
клён нарядился*. Дуэлянт
собрался не на маскарад:
став Арлекином, сразу в сад –
со шпагою – в руке! – был должен
отправиться, где секундант
зевал (противник был встревожен)…
Сошлись. Уже клинки звенят.
И секундант глядит всё строже.
Но Арлекина веселят
мечты о девушке пригожей
(о Коломбине); бросив взгляд
на розу, мысленно Наяд
увидел. Как неосторожен!
Его беспечным сделал яд
любви (в любви не виноват
никто!)… Противник насторожен,
угрюм (ждёт промаха, похоже!):
сам бледен, а глаза горят…
Лучом сверкнула шпага!.. Больше
нет Арлекина – смертью взят!
Увы, до старости не дожил!..
И шепчет враг его: «О Боже!
с открытыми глазами он
лежит… его глаза… как будто
глядят!.. Я слышу: ”Раз приюта
здесь нет для нас, мы сами вон
уйдём отсюда!” На сорочке
пылает алое пятно
и медленно растёт оно!..
Иль это роза лепесточки
на сердце прямо развернуть
решила?.. Или сон мне снится?..
Нет, это – кровь; и я… – убийца?!..
Мир – вместе с ним! – пропал: вернуть
нельзя ведь мёртвого в мир этот!..
Он был мечтателем, поэтом,
хоть не писал. А по стихам
нередко о поэтах судят…
Что говорю!.. Он был, по сути,
шутом!.. А я?.. Допустим, хам…
Конечно, хам! Чувств мелких своре
свободу дал: возникнуть ссоре
позволил из-за пустяка!..»
Апрель 2008
*Венецианский дож в своём кафтане, шитом золотом, и в большой шапке так же сверкающей
золотом, как и кафтан его, очень похож, по-моему, на клён в пору золотой осени.