Разочарование души, обморожение сознания, надорванность, импульсивность – эти чувства были пронизаны мной перед мятежно-красочным сном.
«А если завтра ляжет спать, кто заметит, но все же кто-то будет ждать и встретит», – пропел мне внутренний голос или ангел хранитель, вечный хранитель меня. Этой фразой он обозначил с трудом достигнутый, глубоко-вонзающийся покой – сон.
Я одна в холодном доме. Пытаюсь согреться уже которую неделю. Снимаю повисшие в воздухе мысли, задаваясь вопросом – чьи они? – мои или его, напоившие меня депрессией или до смерти нежные. Ежедневно просыпаясь, я понимаю как бессмысленно, незаметно и стремительно проходит жизнь. И что каждый день чем-то занят, но не наполнен.
Но одно утро началось не привычным чаем, а неожиданным письмом. Я будто просто взяла его у себя же со стола и не потратив секунды на размышления – откуда оно.., открыла конверт. Конверт был не таким как у обычных писем, он был значительно больше, словно в письмо вложена целая картина или рисунок. Мне было страшно его открывать, но я поняла это минутой позже, так как могла же и порвать по неосторожности то, что с душой туда вложено.
На белом листе черной ручкой, нервно и в тоже время ровно и в такт танцевали слова. Наверно по сценарию небрежно-большие буквы должны были произвести на меня угрожающее впечатление. Но, мысля образами, я откинула все предостережения и пробежала взглядом по словам, сначала останавливаясь на точках. Затем перечитала, что бы окончательно влиться в загадочную мелодию танца этих мыслей. Что-то совершенно новое открылось во мне с этим письмом. Оно не выдавало себя заготовленными, отточенными мыслями и много раз переписанными словами. Наоборот мне показалось, его писали быстро и, практически не думая над порядком и гармоничностью рядом стоящий слов.
Выстрел. Еще один. Пули его слов входили то в сердце, то в голову, иногда в горло, вставая комом и препятствуя выражению оставшихся мне междометий. Это было его состояние. Оно выражалось через одинокие наречия, начинающиеся заглавной буквой и, заканчивающиеся точкой. Их было много и достаточно разнообразных, вплоть до противоположных. (плохо. … люблю. … не могу. … хочу.)
Кроме письма там еще что-то лежало. Не картина. Не рисунок. Это фотография – дождливого Петербурга, по крайней мере, мне хотелось думать, что это Петербург. Эта не была столь привычная, и часто за это же ценная перспектива улиц этого города. И не отдельный фрагмент здания, который мог бы показать восхищение фотографа великой и известной архитектурой города. Это была простая улица с каким-то серым, невзрачным зданием (каких немыслимо много в своей похожести). Многоэтажный дом краем угла жадно впивался в серо-фиолетовое небо. Это было пустое одноцветное, но глубокое, бездонное небо. В этом небе я увидела переполненные печалью его глаза. И капли дождя на объективе оказались моими слезами. Тонко-чувственная иллюстрация к прочитанному письму кидала меня в непостижимую грусть и желание сорвать его взгляд с неба и забрать себе.
Письмо, так же как и конверт, не было подписано. Но, судя по схожести настроений, некоторых мыслей и даже каких-то отдельных выражений - он знает меня не меньше, чем я сама. И мне все больше хотелось уйти из дома за ним. Но куда идти и зачем? Письмо было прощальным, или ждущие, зовущие, нежные глаза теплой печалью просили найти его?
Я ходила по пасмурным улицам, наверно интуитивно ища тот дом, то небо. Но почему-то заглядывала за углы зданий, а не наверх. Потому что боялась посмотреть в небо и не найти его глаз. Ведь тогда мои поиски были бы бессмысленны. Я никогда так не боялась. Боялась потерять веру в то, что смогу найти, а значит потерять себя, потеряться в жизни, нет ничего проще и страшнее.
За углами зданий настолько разные картины, что я начала забывать – что же еще там может меня ждать. Это мог быть грубо подвешенный на столб фонарь. Ярко освещая полукруг под собой, и рассеяно распространяясь чуть дальше границ дороги, окаймленной поребриком. Это могла быть компания людей идущая навстречу, косо глядящая мне в глаза. Или одинокие, но жутко спешившие прохожие. Которые не поднимая глаз (да и как правило так же по жизни) проходят мимо меня, и даже часто мимо всего. Всего того, к чему, как они думают, спешат навстречу. А ведь опоздание человека иногда говорит о том, что он успел. Но в другом месте, в другой реальности, а возможно и в другом мире. Моем мире.
Я ищу себя, но не могу найти следов. Знаю, кто сейчас одновременно ищет меня, возможно в том же месте. Но там меня уже нет. Я же сама ушла на поиски.
Хотя во мне мало света, сырость улиц прочувствовала меня, и из-за туч стало появляться солнце. Теперь я точно не найду. Солнце забьет туманом голову и я забуду что искала – вернусь обратно домой и, не пытаясь вспомнить то, что было сегодня, снова засну.
Остались мгновения, лучи уже начинают просвечивать облака. Нет. Его глаз уже нет на небе. Только они вели меня к нему и уже казалось за следующим зданием я найду, то что искала. Но успела поймать лишь последние секунды печали во взгляде, и меня ослепили лучи. Это было утро – я проснулась. На столе меня ждало письмо.