3. 93-й год. Комитет защиты. Атака

Борис Пинаев
АТАКА
За давностию лет у меня создалось впечатление, будто атака началась после публикации моего письма в московском журнале. Но документы опровергают это мое впечатление. Их раздобыл Липатников… Уже через полмесяца после зрительской конференции в Свердловское отделение союза журналистов СССР пришло письмо от председателя правления местной нашей организации союза театральных деятелей РСФСР и председателя секции критики (назовем их условно Усиньев и Бубин): "От имени правления Свердловской организации СТД РСФСР хотим обратить Ваше внимание на характер и идейную направленность общественной деятельности членов СЖ СССР Липатникова Ю.В., Пинаевой М.К., Пинаева Б.И. В последнее время их выступления на различных городских собраниях, на телевидении и радио носят выраженный националистический характер, для чего используются подлинно благородные понятия  - любовь к своему отечеству, утверждение истоков своей национальной культуры. Особенно отчетливо это выразилось на заседании общества "Отечество" 30 января 1987 г. О характере этого заседания Вы сами сможете сделать вывод из текста расшифрованной магнитофонной записи, которую мы прилагаем.

Мы совершенно уверены, что люди, состоящие в самом партийном из творческих союзов, должны особенно ответственно относиться к своей общественной деятельности и строить ее только на позициях марксистско-ленинской идеологии. Подписи".

О, даже на магнитофон писали... Всего-навсего зрительская конференция... Задушить... затоптать...

Однако самый партийный из творческих союзов никак не откликнулся на жалобу театральных деятелей РСФСР. И тогда осенью атака была возобновлена: "16 февраля с.г. мы направили Вам письмо, в котором выразили критическое отношение к выступлениям членов вашего Союза (имя рек), носившим ярко выраженный националистический характер. Мы приложили и стенограмму заседания историко-культурного общества "Отечество", на котором обсуждались спектакли свердловских театров с участием названных лиц и прозвучали профессионально-безграмотные, клеветнические по своей сути, оскорбляющие достоинство советских художников измышления. До сих пор Ваша организация не выразила своего отношения, не ответила на наше письмо, что, думается, противоречит самому характеру взаимоотношений между творческими союзами... Нас удивляет столь долгое молчание руководства СЖ, его безразличное отношение к нашему обращению. Надеемся, что сейчас мы получим Ваш ответ. Подпись".

Тут уж отмолчаться было невозможно, поскольку после публикации в "Нашем современнике" поднялся всесоюзный гвалт. Очень громко закричали и затопали ногами великие актеры, знаменитые критики и журналисты. Зазвенело в ушах у деятелей обкома КПСС. Поэтому 29 октября 1987 года было принято постановление президиума правления областной организации СЖ СССР "О работе первичных организаций комитета по РВ и ТВ (там состояла на учете Мария), редакции журнала "Уральский следопыт" (там возглавлял первичную организацию Ю. Липатников), многотиражных газет г. Свердловска (там состоял на учете научный сотрудник Б. Пинаев) по воспитанию у членов Союза журналистов нового мышления в понимании истории и отражении этих проблем в средствах массовой информации и пропаганды".

Работа первичных организаций "по воспитанию нового мышления в понимании" была признана "не в полной мере удовлетворительной". В пункте втором постановления наши действия были осуждены, а первичным организациям было предписано рассмотреть наши отчеты "о выполнении требований Устава СЖ СССР". Пункт четвертый потребовал "от секретарей первичных организаций (имя рек) коренной перестройки воспитания у членов Союза нового мышления, высокой партийности в понимании истории партии и государства, отражении этих проблем в средствах массовой информации и пропаганды на основе требований ЦК КПСС и 6-го съезда СЖ СССР".

Юрий Васильевич Липатников был строго предупрежден "об ответственности за выполнение требований Устава СЖ СССР по активной борьбе за дело КПСС, ведении решительной борьбы с любыми проявлениями буржуазной идеологии и другими чуждыми социалистическому образу жизни взглядами и явлениями".
Надобно сказать, что все постановления реализуют (или не реализуют) люди. Конечно, я сходил на заседание своей первичной ячейки, но там меня, грешного, большинством голосов осуждать не стали, хоть и были, естественно, желающие (особенно старался бывший главный цензор области).

Иным было положение в академическом институте, куда я в 73-м году ушел с областного телевидения  - на должность научного сотрудника, редактирующего всевозможные тексты: научные рекомендации, сборники статей и тезисов, доклады и т.д. Попутно я сдавал кандидатские экзамены и упоенно занимался логическими измышлениями. В 87-м году как раз была готова статья на сорок с лишним страниц "Формализованная процедура ответа" (прикладной аспект: "Логические основы амбивалентной экономики"). Однако тут случилось все то, что случилось... Уж не знаю, на каком уровне принимались решения (мне намекали, что давит обком КПСС), но наши мудрецы срочно осуществили "антисемитскую акцию", заменив моего русского начальника евреем, который и назначил мне досрочную переаттестацию. Нашелся лишь один человек в аттестационной комиссии, поддержавший меня  - доктор наук, социолог Борис Павлов. (Мы с ним когда-то по заданию высоких партийных органов в одной команде с упоением косили в лесу крапиву – на корм скоту.) Все остальные послушно выполнили приказ, и в начале 88-го года я оказался на должности ... инженера институтского вычислительного центра – с резким уменьшением зарплаты. Но решил ни в коем случае не увольняться. Пришлось срочно овладевать искусством общения с нашей огромной ЭВМ и попутно писать протесты в самые разные инстанции.

С Марии в это же время "сняли" вторую группу инвалидности (знай, мол, наших). Она тогда пыталась еще "внештатничать" на радио, выдала передачу с обзором читательской конференции. Про издевательство над классикой в нашем оперном театре и ТЮЗе. После этого (через полгодика?) сняли с работы Люду Коршик, главного редактора, а Машу в эфир больше не пускали. Такие дела…
Вот её письмо:

"В студии пока ничего хорошего. Новый начальник Копосов (фамилию меняю) объявил Люде Коршик выговор приказом по комитету – за новую программу "Час пик", которая выходит в 7.15 утра. Алла Бородина говорит, что она даже на работу из-за этой передачи опаздывает – так здорово! Вышло 3 или 4 выпуска, и началось. Тексты затребовали в обком КПСС, Людке выговор, а вчера Копосов снял весь выпуск очередной и заявил: "Завтра придётся объявить вам, Людмила Петровна, строгий выговор".

Кугар и Дина от него не выходят. Про Швильку сказал, что она на студии "единственный принципиальный журналист". В присутствии Кугара заявляет, что партийное взыскание, которое Людка получила за "Пинаевские передачи" – это мизер. Все "книжники и фарисеи" на коне! Шишенко вещает в коридорах: она ни минуты не сомневалась, что "справедливость восторжествует". Может быть, я безнадежный оптимист, но мне кажется, что он ведет себя так, чтобы ИХ успокоить. Люда говорит, что я полная дура, что он ей заявил прозрачно: "Мне нужны такие главные, при которых бы я спал спокойно". Собирается уходить сама, пока не уволил по статье.

Настроение сам понимаешь какое. Радийщики наши тоже все в трансе, так все начали суетиться с этой программой. Я одну слышала – своим ушам не поверила.

Потребовали у Копосова собрания – он сказал, что не собирается тратить время на обсуждение вещей, для него очевидных. Звонила Виктория Степановна из Первоуральска, читала по телефону копию письма Вилисова "президенту" Громыко – насчет алкоголизации народа. Читала и плакала. Ты бы хоть ему письмо написал – просто о том о сём. Его надо поддерживать, он там совсем один. Ну, ладно, хватит про это, перемелется – мука будет.

Сижу и пишу тебе письмо на новом месте (приснись жених невесте) – за секретером. Долго не могла сосредоточиться, отвлекают фотографии. А потом стала смотреть в окно – и поехало. Не знаю, как буду к секретеру привыкать. Тебе хорошо, ты к нему привычный… Да тебе и всё равно, лишь бы было где притулиться".
Это июль 1988 года.

Вместе с письмом лежит бумажка, где Мария перебирала варианты заголовков (теперь уж не узнать, к какому-такому своему тексту):
О чём ты хочешь спросить?..
Может, завтра выйдет солнце?..
Уныние бесовское далече от меня отжени, Господи!
Да, конечно, надобно стать на колени и попросить: "Уныние бесовское далече от меня отжени, Господи…"
Может, завтра выйдет солнце?

А в сентябре 91-го Маша решила срочно-срочно, быстро-быстро ... обвенчаться. Ей тогда казалось, что мир рушится (августовский фарс, угроза гражданской войны и т.д.). Вечером восьмого сентября (в воскресенье) зять мой Павел привез меня из деревни, а Мария говорит: "Боречка, мой хороший, завтра пойдем в церковь, я уже договорилась. Иначе всё неимоверно затянется  - чуть не до следующего воскресенья..."

Как с печки упали... Но если мир рушится, то, само собой, нам нужно успеть обвенчаться. Икону Господа нашего Иисуса Христа я купил в притворе за пять минут до таинства (икону Пресвятой Богородицы и дореволюционное Евангелие подарил Иван Данилович Самойлов в Алапаевске еще весной 81-го). Венчал нас отец Иоанн Осипович вместе с диаконом Георгием Еремеевым. Отец Иоанн как раз и крестил раба Божия Бориса в феврале 1989 года. Тогда меня Мария тоже срочно-срочно выгнала. Не выгони -  так я бы еще три года ходил вокруг да около, размазывая интеллигентские сопли. Ждал бы вдохновения, озарения, осияния  - не знаю чего еще там. Нашего брата иногда надо просто подтолкнуть.

Кстати, икона Божией Матери пришла тогда к нам вовремя -  чтобы спасти от смерти Марию девятого апреля. Так? Она тогда чуть не погибла на кладбище, отправившись туда в день рождения своей матери. Но Богородица нас пожалела и послала мне сон, под впечатлением которого я сбежал с работы, чтобы отправиться вместе с нею. Говорят, чрез икону соединяются вечность и время, мир невидимый и мир видимый. Это окно в мир иной.

Был у Марии еще бумажный православный образок, оставленный ей матерью. Однако она оставила его в сумке на стуле весной 1992-го. Мария присутствовала тогда на медицинской конференции в бывшей совпартшколе, ее героиня врач Алла Бородина куда-то отправилась на машине  - и Мария срочно-срочно бросилась за ней, оставив сумку. К закрытию она не успела, сумочку сдали на вахту, где она исчезла вместе с иконой. Вскоре Маша обнаружила у себя шарик -  раковую опухоль. Я готов согласиться, что потеря иконы и рак совсем никак не связаны. Может, потеря -  просто знак беды?

(Продолжение следует  ...)