Синей лентой обмотав рожок
и надвинув шапочку на брови,
выходил казак на бережок
зачерпнуть воды по зову крови.
Выходил не злыдень-вурдалак -
добрый малый, молодой служивый,
всем смазливый, всех достойный благ,
искушённый славой и поживой.
Окрылён преданьем, полон сил,
выходил без страха и упрёка
верный друг и беззаветный сын
к родникам от родины далёко.
Сколько реченьке ни литься,
сколько рученьке ни длиться -
всех гостей не напоишь.
Зря стараться, грех сердиться:
кровь людская - не водица,
припадёшь - не устоишь!
А навстречу в шапке до бровей
с неразлучным другом-автоматом
выходил кунак иных кровей
за своим преданием косматым.
Добрый малый, верный старине
праотцова вывиха и слыха,
не нуждался в названной родне:
от своей братвы хватало лиха.
Окрылён громадою вершин,
выходил без страха и упрёка
верный друг и беззаветный сын
под зелёным знаменем пророка.
Сколько реченьке ни литься,
об какой порог ни биться,
своего не миновать.
Зря стараться, грех сердиться:
кровь людская - не водица,
а припал - не оторвать.
Замутили воду кунаки,
замочили рученьки по локоть,
закрутили крылья в кулаки -
речку бить, свинцом по речке хлопать!
Оба славны, оба удальцы:
что там речка - море по колено!
И внимали с берега отцы,
как шипела праотцова пена.
Отшумела речка, запеклась
чёрной кровью от ключа до моря, -
и один кунак упился всласть,
и другой сполна изведал горя.
То не горе, что в задоре
у реки до смертной хвори
кунаки перепились, -
не избыть другого горя:
пересохли ключ и море,
чёрной кровью запеклись.