Поэма посвящается моему отцу...
Я помню каждого солдата
Что воевал на той войне,
И голову пред ним склоняю
Бросая взгляд своей судьбе.
Я помню страшный сорок первый
Когда земля вся на дыбы,
Вставала, кровью умываясь
От надвигающей вражды.
Я знаю это, из рассказов
Не книг написанных людьми,
То рассказал отец однажды
В год тридцать первый от войны.
Какая радость, свадьбы, слава
Всё позабылось в день такой,
И лица, горем лишь встречали
Все новости, в тот день чужой.
И солнце уж не так светило
Не грело души нам в мечтах,
Всё кверху дном перевернуло
И смерть прошла у нас в устах.
Повестки разом полетели
В умы несбывшихся надежд,
И похоронки вслед успели
Сменить на чёрный цвет одежд.
Всё оголилось в день тревожный
Та злоба, зависть и тоска,
Но вот в душе, простой, солдатской
Прозрела светом доброта.
Она в сердцах давно томилась
Боясь смешливой, чёрной лжи,
За слово мудрое, садилась
Четыре года до войны.
Терпела грязь и униженье
Всё думала ошибка чья,
А то программа, подчиненье
Пути, народная стезя.
Но сразу вмиг всё поменялось
Правитель братьев и сестёр,
На всю страну призыв состряпал
Войны безжалостный костёр.
И вот солдат стоит у дома
С котомкой тощей на плече,
Обнял он мать, жену, ребёнка
Слезу смахнул тайком к спине.
Пошёл дорогой неизвестной
Что называется войной,
А мысль лишь думает с надеждой
Вернусь живым ли я домой.
На сборный пункт он сам приехал
Никто за ручку не водил,
Попал к сержанту, в автороту
Где капитан, начальник был.
Так из Сибири, с эшелоном
В Москву приехал, наконец,
По Красной площади героем
Прошёл тогда и мой отец.
И вот опять, на фронт дорога
К артиллерийскому полку,
Шофёр и рядовой от бога
Не проклинал свою судьбу.
Он был простым советским парнем
Жену с ребёнком так любил,
И не гонялся впредь за званьем
И жизнью близких дорожил.
И вот добрались до деревни
Что на границе двух фронтов,
Машины в поле отогнали
Уснули там же, у стогов.
Усталость дрёму напускает
Их в стоге, семеро бойцов,
И каждый в снах своих мечтает
Войне закончился бы срок.
Поели рано, спозаранку
К машинам разом все пошли,
И “Юнкерсы”, как сон ужасный
Как стая воронов прошли.
Тут свист пошёл на всю округу
Разрывы, стоны, кровь, беда,
И лязг металла наших судеб
Как смерть в прошедшие года.
И мрак от взрывов разошёлся
Чуть свет проник сквозь пелену,
Здесь Люцифер уже прошёлся
Сгребая трупы поутру.
Все лица ужасом объяты
И смерть застыла в их глазах,
Но, в чём они все виноваты
Они ведь думали про нас.
Вот в этом всё лицо фашизма
Что страх и горе нам принёс,
Но, налились вмиг злобой лица
Кто этот ад здесь перенёс.
Уже друзей похоронили
Успели тихо помянуть,
И фотографию вложили
Чтобы в письме жене вернуть.
Опять дороги боевые
Летят навстречу, как часы,
А слева, справа вновь могилы
Вконец разрушенной судьбы.
Но, что солдату всех дороже
В минуты тихие войны,
Воспоминания о доме
Где жил семьёй уж три весны.
Держал детишек на коленях
Жену, как мать свою любил,
Казалось, жизни нет предела
Но, враг в минуту, всё сгубил.
И вот пришло письмо из дома
Похолодело вдруг в душе,
Он видел почерк незнакомый
Где строчки бегали в письме.
Читал страницу за страницей
И было видно по нему,
Как на лице сковало мышцы
И слёзы в осень, поутру.
Не знаю, что в письме писали
Но в роте, новость лишь прошла,
Дом, где семьёю проживали
Воронка мёртвого пруда.
Один остался на всём свете
Ни родственников, ни семьи,
За что скажите смерти эти
Кому они сейчас нужны.
Но, ночь, лишь тихая в ответе
Ни трели песни соловья,
И звёзд не видно на всём небе
То скорбь, печалится Земля.
Здесь время душу не залечит
А будет лишь напоминать,
И мысли, будут всё коверкать
Когда начнёшь их забывать.
И вот уж время пролетело
Но, не забыл печаль солдат,
И горе, вовсе не истлело
Лишь месть стоит в его глазах,
И вновь опять везёт снаряды
Прямёхонько к передовой,
Но, “Мессершмитов” стая, гады
Уж развернулись в боевой.
На цель заходят, как учили
Меняя очередь свою,
И по машине, цепь разрывов
Нет, не в учебном том бою.
И взрыв, страшенный от снаряда
Потряс идущий грузовик,
И рядовой уж в медсанбате
Контуженный давно лежит.
Кровь из ушей всё так сочится
Не помнит, что произошло,
И смерть к нему уже стучится
Но, врёшь, не купишь, не прошло.
И зубы вмиг от боли стиснув
За жизнь цепляется, могу,
За смерть любимых, своих близких
В могилу всех врагов сведу.
И госпиталь уже остался
Там, далеко и позади,
И путь героя и солдата
На фронт опять, уж впереди.
Друзья встречают, хлеб вчерашний
И выпили уже по сто,
А он жену, детей ласкает
И в мыслях уже там давно.
И на кресты он смотрит тихо
Спалённых наших деревень,
И по фашистам, бранью лихо
Их гонит в тридевять земель.
И взгляд его остепенился
Стал злым, холодным, не проси,
Чтоб он сейчас переменился
На то причины есть, свои.
Опять везёт боеприпасы
Холодным зимним вечерком,
Но тут обстрел, атака, маты
И пленных наших, целый дом.
Прошили нашу оборону
Те танки “Мёртвой головы”,
И в окружение попали
Сыны Отечества, свои.
Там их раздели до исподней
А кто сидел и без сапог,
И духота и спёртый воздух
И дверь большая на засов.
Здесь было разного народу
И офицеры и бойцы,
Одни всю ночь, молились богу
Другие спали, как юнцы.
Но, наш солдат не унимался
Уговорил других бойцов,
Их план рисковым оказался
Но, быть рабом у подлецов,
Тех, что семью его сгубили
Те, что деревни посожгли,
Нет, не пришло ему то время
Чтоб к смерти в лапы отойти.
И утром ранним, на дороге
Когда колонну повели,
Все по команде, врассыпную
С ознобом мчались, как могли.
Стреляли в нас, как по мишеням
Те конвоиры, что вели,
И снег кровавый оставался
На месте стреляной души.
А он бежал не разбирая
Ни скосых спусков, ни преград,
И ни волков грызущих стаи
Ни рек холодных водопад.
К закату, всё ж остановился
Не мог уж больше так идти,
В берлоге в сон он погрузился
Медведь оставил с той весны.
Река приснилась дом и поле
С женой, детьми он отдыхал,
Но вдруг, раскидисто и мощно
Вдали гром неба услыхал.
И сна, как не было в помине
И лай собак уже везде,
И жизнь, похоже, как в машине
Висит на тонком волоске.
И крик фашиста “Рус, сдавайся”
Как будто обдал кипятком,
И свара жадная, собачья
Кусала долго, а потом,
В повозку кинули, на сено
И повезли его к реке,
Там в прорубь опускали тело
Чтобы покаялся судьбе.
Потом опять так долго били
Что он сознанье потерял,
И бредил, что жена в квартире
Детей своих там потерял.
Очнулся он, в сенном сарае
Где щели, в палец толщину,
И запах сена, вкус дурманит
И боль в желудке поутру.
Дверь ненамного приоткрылась
Майор немецкий там стоял,
Глаза солдата вновь открылись
И бранный крик, не устоял.
И немец резко дал команду
Ефрейтор выскочил вперёд,
Поставил чашку, влил баланду
И удалился, был таков.
Засовы снова заскрипели
И лязгнули в ответ замки,
Он долго пил еду собачью
И не было вкусней еды.
Ночь снова тихо наступила
Спокойно также и прошла,
И лишь солдату, Солнце снилось
И мать, чудесная Земля.
Но, рано утром разбудили
И зуб на зуб не попадал,
В вагон закрытый посадили
И повезли, не на Урал.
Тут стужа лютая стояла
И не было совсем еды,
Воды на всех здесь не хватало
И смерть старуха, только жди.
Наш рядовой в пылу горячем
Уже не помня о былом,
Лишь иней собирал в ладошку
И забывался беглым сном.
Так суток семь, все пролетели
К утру, к платформе подвезли,
Где лай собак под звуки трели
В концлагерь всех их повели,
А мёртвых, что там и остались
Тех в крематорий увезли.
Но, вот и лагерь, псы, бараки
Колючка в два ряда, труба,
И пепел, будто саван мяты
То человека в нём судьба.
Так и работает конвейер
По дням, ночам, идут часы,
Людей он сотнями сжигает
И убивает в них мечты.
Всех заклеймили номерами
Пижаму дали в полосу,
На нары пленных распочали
И отошли, в ночи ко сну.
И дом резной ему приснился
Жена с детишками, в саду,
Но вдруг, земля там растворилась
И взгляд упёрся в темноту.
Во сне он вскрикнул и проснулся
И вновь испарина на лбу,
Но, лишь сосед перевернулся
И буркнул тихо, словно псу.
И тишина опять в бараке
Лишь чей-то стон там у двери,
О, как привольно в русской хате
Совсем не так, как здесь, в грязи.
Увидел, небо посерело
Ватага немцев у дверей,
И палка длинная уж грела
По спинам загнанных людей.
Кого-то били сапогами
Кому досталось по зубам,
А конвоиры хохотали
Их псы, кусали по ногам.
И вот уже по стойке смирно
Стояли ровно три часа,
А комендант в перчатке рыжей
Бьёт в лоб поближе у виска.
Кто наземь пал, того подняли
Два конвоира, увели,
Ну, а труба, дым извергает
От тела, сгинувшей души.
Удар в лицо, солдат качнулся
Так, значит, смог он устоять,
И кровь с брови бежала густо
По сути, жить теперь опять.
А если смерть, то избавленье
От издевательств и обид,
Но, как ему, просить прошенье
У тех, кого он мог любить.
Опять ведут в каменоломни
А там работа, как в бреду,
И смерть, как эхо преисподни
Здесь пляшет, будто на балу.
И появилась, вновь тревожно
У всех нас стало на душе,
И подошла уж к изголовью
Больной и раненой судьбе.
К той, что уже и не роптала
О смысле жизни на Земле,
А лишь о рае вновь мечтала
На небесах, не на земле.
Но, а солдат, лишь жил надеждой
Что выживет и не умрёт,
И миг, удачливый свершенья
От смерти всё же сбережёт.
Опять зима, уж сорок третий
Фашист встречает и поёт,
Солдата нашего подняли
Чтоб к коменданту шёл, вперёд.
Уже стоит он в тёплом доме
Здесь комендант с друзьями пьёт,
Перчатку тот одел из лайкры
Из-за стола уже встаёт.
Ну, что ты, русская скотина
Не уважаешь нас совсем,
И бьёт, он в голову, несильно
И слышится довольный смех.
И обращаясь вновь к солдату
В стакане водка, хлеб в руке,
Ты выпей, за победу нашу
Ведь мы же боги на земле.
Но, ни сказал солдат, ни слова
Стакан поставил, хлеб поклал,
И вспомнил матерное слово
И далеко их всех послал.
И вмиг улыбка с лиц слетела,
Глаза, лишь злобой налились,
Как мог, тщедушный этот пленный
Послать их в матерный язык.
Откуда в нём, такая воля
Такая гордость, не боязнь,
Глаза его, сверкали снова
И комендант отвёл свой взгляд.
И снова подошёл с опаской
Иль с уваженьем, не поймёшь,
И пистолет достал злосчастный
Ты выпей, все равно умрёшь.
Ну что ж, я выпью за Россию
И за погибель за свою,
Солдат стоял, и не боялся
И опрокинул водку всю.
Затем стакан поставил звонко
Занюхал рукавом своим,
И хлеб он белый, осторожно
К стакану рядом, будто с ним.
И удивились немцы сидя
А сможешь снова повторить,
Налили вновь стакан до края
Сказали, выпьешь, будешь жить.
И снова горло, чуть живое
Желудок сильно обожгло,
Стакан поставил он спокойно
И хлеб понюхал, ничего.
Уж третий раз, вновь наливают
Кусочек сала, хлеб, стряпня,
А он и третий выпивает
Что значит русская душа.
Стакан поставил в край, тихонько
Кусочек хлеба отломил,
Раз откусил, занюхал снова
И хлеб на стол вновь опустил.
И водка кончилась, зараза
У немцев взгляд уж потускнел,
И призадумались мерзавцы
Как это он, так всё сумел.
И не понять им это в веки
Пред ними, наш солдат стоял,
Тот, что в годину лихолетья
Любую смерть с копьём встречал.
И фриц к столу уже подходит
Хлеб, сало, ветчину берёт,
К нему всё это он подносит
И в руки сам ему кладёт.
Иди Иван, не испугался
Сам уважаю храбрецов,
Так значит, будем ещё драться
За жизнь, за верность, за любовь.
Пошёл к бараку, ночь стояла
Метель на улице мела,
А он чуть плёлся, так качало
Вот бы дорогу в три ряда.
Уже не помня, как добрался
К своим он нарам подошёл,
И падая в тумане пьяном
Делить на всех, уж раз дошёл.
Делили долго, всем народом
И ниткой резали бока,
И получилось, сала с ноготь
И хлеб на срезе от вершка.
И дни опять менялись днями
Все, как и прежде, смерть везде,
И трупы в печь, так и толкали
И прах их, память на земле.
Но, наш солдат, не мог мириться
С тлетворной долей роковой,
Здесь главное, не ошибиться
И случай выбрать под звездой.
И вот настал, тот день счастливый
Его запомнил навсегда,
Их под дождём, довольно сильным
На станцию вели тогда.
Пришли в тупик и час стояли
И ждали поезд разгрузить,
И к десяти его подали
А дождь нас продолжал лупить.
Мы начали уже разгрузку
Когда звук русский долетел,
Моторов гул ласкал нам уши
И свист от бомб сюда летел.
Раздался мощно гром небесный
Смешалось всё везде кругом,
И не поймёшь, где кони, люди
Но, ужас этот нам знаком.
Все залегли, лишь крики слышны
И немцы тоже все лежат,
И барабанит, дождь по крыше
И мысль одна, куда бежать.
Вся жизнь в секунду пролетела
Не уж то здесь рабом скакать,
Душа так много претерпела
И не хотела умирать.
Вскочил на ноги, оглянулся
Вокруг лишь дым, огонь, пожар,
Лишь под вагоном он очнулся
И побежал со склона в яр.
Два дня он шёл без остановки
По направленью на восток,
И обходил все деревеньки
Чтоб не попасться на крючок.
Потом уснул, в лесу раздольном
Тепло уж было, месяц май,
Приснилась хата с медным полом
И хлеб, душистый каравай.
Проснулся вдруг от треска ветки
Вгляделся, то прошёл олень,
И тишина над краем бездны
Как та застывшая капель.
Однако вновь в сон погрузился
Почти два года так не спал,
Часов уж восемь пролетело
А он посапывал, дремал.
Медведь приблизился тихонько
И сел поодаль в стороне,
Потом обнюхал, тронул лёгко
И убежал к лесной судьбе.
Солдат проснулся, вечерело
И тишина была кругом,
Лишь пенье птиц околдовало
Он позабыл, что жизнь вверх дном.
На ноги заново поднялся
Им предстояло вновь идти,
По буреломам и оврагам
В надежде, горе обойти.
Лесами тёмными, болотом
Он пробирался до своих,
Питался всем, что попадётся
И мысль вертелась за двоих.
Уж третий месяц жизнь водила
Вела к востоку, лишь вперёд,
И стал похож на того зверя
Что весь в шерсти или оброс.
Однажды в лес зашёл дремучий
К кусту малины подошёл,
И окрик, будто выстрел жгучий
Ты кто такой, зачем пришёл.
На миг в смятенье, растерялся
Не зная, как же дальше быть,
Но, слёз не смог сдержать от счастья
Услышав, русский, наш язык.
И ноги разом подкосились
Не мог на них он сам стоять,
И лишь душа от счастья билась
Хотелось землю целовать.
Слегка, немного повернулся
И на дорожке, где он шёл,
Стояли двое, с карабином
А третий, лошадей к ним вёл.
Так и пошли все осторожно
Чтоб не дай бог спугнуть ворон,
И меж болот вела дорожка
И тьмой был лес весь окружён.
Все вышли вместе на поляну
Здесь лагерь партизан стоял,
И взгляд печали в родных лицах
К судьбе своей здесь увидал.
Сидел в натопленной землянке
Напротив, красный командир,
А за спиной, начштаба в шапке
Придирчиво смотрел мундир.
Мундир и, правда, одно слово
Лохмотья, больше ничего,
И вид мой, неказистый тоже
Внушал доверие ему.
Глаза слипались, спать хотелось
А я рассказ свой продолжал,
О том, как воевал в пехоте
И в плен немецкий там попал.
Дивчина тихо появилась
И положила хлеб на стол,
И борщ, дымящийся с укропом
И кружка спирта и рассол.
Поел немножко, стало сытно
Уютно, тихо и тепло,
И сон уже туманом дышит
Стучит в оконное стекло.
Проснулся, далеко за полдень
Фуфайку, сапоги одел,
И вышел к лесу на опушку
На пень устало дряхлый сел.
Глаза смотрели на болото
И вспоминали жизнь свою,
А души близких, как оковы
Не отпускают мысль твою.
От треска ветки, шелохнулся
Напрягся, посмотрел назад,
С дивчиной взгляд соприкоснулся
С той, что вчера кормила всласть.
Была она, как свежий ветер
Лукошко с ягодой, держа,
И взгляд её теплом ответил
И холод чуждый отвела.
Присела рядом, дёрнув косу
Разговорились о судьбе,
И рассказал солдат о жизни
О той, что прожил на земле.
Он говорил не умолкая
О том, как в детстве дома рос,
И как любовь уже земная
Поставила ему вопрос.
Он полюбил жену родную
Детей уж начали растить,
И дом построили весною
И продолжали мир светить.
И праздники, когда случалось
Семьёй водили, как должно,
И скромно всё так получалось
И в мыслях было так тепло.
Но, вот однажды, смертный ветер
Ту, новость страшную принёс,
И разорвался тёплый вечер
Война, уж кто-то произнёс.
Затем рассказывал о фронте
О том, как в плен потом попал,
И как судьба в своей сноровке
Так сделала, чтоб не пропал.
Их души слились воедино
И в судьбах, схожесть в чём-то есть,
И цвет, от ягоды малины
Что кровь на ту дурную весть.
Когда в миру ещё девчонкой
На велике неслась к реке,
Была она такой же звонкой
Как колокольчик на Земле.
И повзрослев с годами, позже
Жених посватался один,
И свадьбу им сыграли тоже
И появился в доме сын.
Два года быстро пролетели
Уже и дочь у них растёт,
И души их, как птицы пели
И жизнь, как песня не уснёт.
Но, те прекрасные моменты
Вмиг разлетелись, кто куда,
Когда каратели влетели
И окружив село, сюда,
Согнали жителей к амбару
Сортировав, кого куда.
Мужчин всех сразу расстреляли
И пожилых и молодых,
А баб с детишками вогнали
И двери заперли за них.
И тишина там воцарилась
Не слышно было комара,
И небо, тучами закрылось
И напряглась, вся мать Земля.
Но, крик ужасный, человечий
“Ведь эти звери нас сожгут”,
И вой, и стоны, смерти вечной
Заголосили, что умрут.
И эти сволочи в мундирах
Посмеивались лишь вокруг,
Когда фашист с ведром, их мимо
Шёл поливать смертельный круг.
И вот уж пламя засверкало
Огня лишь злые языки,
Окутали, как покрывало
И смерть, на саван той судьбы.
Она из леса наблюдала
Что происходит на селе,
Корову в поле там доила
Услышав выстрелы везде.
Как лань бежала, напрямую
И мысль, своих бы ей спасти,
Но, не успела, как в слепую
Уже не сможешь в дом войти.
Где всё тебе знакомо было
И дети там твои росли,
И злоба, мысли все затмила
Во прах разрушенной семьи.
Однако ночь в селе настала
Угомонились фрицы все,
Зашла в свой дом, ружьё достала
Патроны, взяв с картечью все.
И огородами, к амбару
Тихонько шла, не наугад,
Там фриц сидел, довольно пьяный
Тот, что поджёг амбар в тот час.
Тихонько шла, так осторожно
Ружьё подняла к голове,
И с криком, что, тебе всё можно
Набатом выстрел по земле.
Ракета ввысь уже взлетела
И осветила всё село,
Она по лесу уж бежала
Не зная, что произошло.
Два дня искали по округе
Каратели кого-нибудь,
И были в ярости, как прежде
Им дней спокойных не вернуть.
Неделю так провоевала
И била фрицев, как могла,
Но, гарнизон приехал рано
И оцепил вокруг леса.
Три дня с собаками гоняли
Казалось всё, уже конец,
Но, миг удачи, всё ж случалось
Дарил ей жизнь, судьбы венец.
К болотам медленно прижали
Стреляли целый день в лесу,
И пули рядом тут лежали
Жива была здесь поутру.
И силы были на исходе
В глазах один сплошной туман,
А смерть, как будто на обходе
Пускает в мысль её дурман.
Поляну вдруг там увидала
Встав на земную эту твердь,
Вот так в отряд она попала
И в жизни значит смысл есть.
Он удивлялся, как она
Такая хрупкая, родная,
Фашистов била не хвалясь
В себе судьбу благословляя.
Их взгляды вновь соединились
И души, как бы приоткрылись,
И доброта в сердца вошла
Как лучезарная звезда.
Не знаю, долго ли сидели
Но, снова уже вечерело,
В разведку стала собираться
Через посты ей пробираться.
И в десять вечера пошла
С ней семь бойцов, как тень крыла,
Должны её они беречь
И мост взорвать, хоть сами лечь.
Два дня до места добирались
Им с километр лишь осталось,
Решили ночью подойти
В разведку двое днём ушли.
Вернулись три часа спустя
Чуть не убили патруля,
Фашисты, в метрах трёх прошли
Перекурили и пошли.
За час придумали, как в тьму
Им оказаться на мосту,
И бой неравный не принять
Успеть при взрыве убежать.
И вот настала ночь глухая
Немая, страшная, слепая,
И вот, уже все на мосту
И сердце бьётся, как в бреду.
Взрывчатку быстро заложили
И собирались уходить,
Но, тут прожекторы поймали
Из пулемётов стали бить.
Стреляли бегло, не прицельно
Успели всё ж закончить дело,
И шнур к взрывчатке подожгли
Но, еле ноги унесли.
Один был ранен тяжело
Другой уж нежил, шёл на дно,
Тогда рвануло тишину
И мёртвых души, в темноту.
Десяток немцев шёл по следу
У шестерых сердец, победу,
Уже фашистам не отнять
И никогда их не догнать.
Вернулись шестеро домой
Встречал солдат её, живой,
Лицо к груди её прижал
И прядь волос её ласкал.
Солдат не мог никак понять
Зачем ей нужно воевать,
И немцев бить, взрывать мосты
Во сне бежать от темноты.
Он знал, войною правит бес
Тот, что на трон сейчас залез,
С ухмылкой молча наблюдает
И души ржавчиной съедает.
И вновь они переглянулись
Друг к другу души потянулись,
Любовь сторонкой не прошла
И смысл жизни принесла.
Теперь всё время были вместе
Но, воевать пришлось, как прежде,
В разведку часто он ходил
И фрицев бил, что было сил.
Она диверсией жила
Фашистов рвала, как могла,
И поезда шли под откос
С немецкой техникой, без слёз.
Полгода так провоевали
И в битвах многих потеряли,
Друг в друга верили, любя
И смерть прошла не в их врата.
Зимою свадьбу отыграли
Там веселился весь отряд,
И мрак в землянке, словно в мае
Благоухал, как вешний сад.
Весной отряд соединился
Победу праздновали все,
Они ребёнка ждали вместе
И думали лишь о семье.
Её отправили под Тулу
Она ведь будущая мать,
А он попал в прокуратуру
И начал о себе писать.
Родился где и как учился
И кто родители его,
И где шофёрству обучился
Где воевал и у кого.
Как в плен попал и сколько пробыл
Как издевались там, в плену,
И как бежал без остановки
В отряд затем попал, к кому.
Писал он долго и подробно
Со следователем повезло,
И через три недели, в спешке
На фронт забрали, не враньё.
Попал в артполк, опять водилой
Он на “Катюшу” пересел,
А мысли были о любимой
Увидеть очень уж хотел.
Солдат наш, двигаясь на Запад
Уже по Польше колесил,
А между тем, их сын родимый
По полу ножками ходил.
Читал он письма, осторожно
Тайком лишь смахивал слезу,
И было в мыслях так тревожно
Как будто бьют его судьбу.
Он начал дико удивляться
Когда в Германию входил,
В мечтах лишь можно догадаться
Чтоб человек здесь так вот жил.
Тут быт царил, как во дворцах
Всё под рукой, тепло в квартире,
Душа здесь таяла в садах
И плакал он, что жил в том мире.
Где с детства нас, он приучал
“Отец” всех нищенских народов,
чтоб не дай бог, богаче стал
и был покладистым твой норов.
А кто, за рамки выходил
И жерновами был не сломлен,
Того “отец” наш уводил
И был он тройкою расстрелян.
Вот так в рабов всех превратив
И истребив нас миллионы,
Он души наши очернив
На лаврах почивал привольно.
Солдат наш видел, не обскажешь
Как люди жили, не таясь,
Они с достоинством все были
Вот только Фюрер их, как мразь.
Он души им переиначил
“Майн Кампф” в умы их заложил,
На смерть послал “арийцев” расу
И с головою не дружил.
Вот так два психа лбом столкнулись
Народ при этом пострадал,
И миллионы добрых судеб
Живут на небе, кто видал.
Глаза открылись у солдата
Он ясно видел жизни суть,
За что же бьёт солдат, солдата
Каратель вспарывает грудь.
Он понял всё и ужаснулся
Тем хитростям их образов,
Когда толкают нам идею
А мы в ответ, всегда готов.
И в Тулу письма улетали
Намёк в них был и о войне,
И ключ к разгадке всех тех тайн
Лежал в открытой той душе.
Но бил сейчас, он этих гадов
Не за идею во плоти,
А лишь одна причина, свято
Чтоб семью от зверей спасти.
Он вёл “Катюшу” сам, к Рейхстагу
Казалось ближе уж идти,
Но яростней всё зверь метался
Не дай то бог ему уйти.
Но, оглядевшись, как-то ночью
Он горы трупов увидал,
И смрад, дымящейся их плоти
Ему о жизни всё сказал.
Сказал, что месть, как те оковы
Что не пускают нас вперёд,
И забываем мы о боли
А душу нам, на части рвёт.
Свершился час, конец апреля
Тут до Рейхстага, пять минут,
Огонь открыла батарея
И тишина, Вселенной суть.
Вмиг флаги белые подняли
Кричали - ”Гитлеру капут”,
А наш солдат сидел, как пьяный
И слёзы капали на грудь.
Он не поверил, что Победа
Стреляли здесь и там, кругом,
И жизнь теперь, казалась вечной
И счастье светлое в твой дом.
Солдат с войны пришёл с победой
И на груди медаль была,
Одна висела, за победу
Над фрицем, что убил тогда.
Домой приехал, к своей милой
Обнял, дитё поцеловал,
Не понимал ребёнок милый
Что так отца он повстречал.
Работать вновь пошёл шофёром
То оружейный был завод,
Возил начальника конторы
Тот на язык уж был остёр.
С войны два года пролетело
Начальник новый к нам пришёл,
Такой был тихий, неприметный
Но, жало было, как костёр.
Ужалит, как змея за палец
Отпрыгнет в сторону, замрёт,
И люди с дому исчезают
НКВДэшник, что возьмёшь.
И наш солдат не удержался
Оттаял, начал говорить,
Как немцы жили там прекрасно
И он хотел бы также жить.
А эта гнида сволочная
В тетрадку всё писала так,
Что, мол, шпион, агент масая
Страну ведь продаст за пятак.
Отправил письма, куда надо
А сам, в сторонку отскочил,
Через неделю “Ворон” грязный
Солдата ночью увозил.
Попал в тюрьму, как сон вчерашний
Казалось, что уж было так,
И в тройке, следователь важный
Достал кровавый свой кулак.
Ну, говори солдат бывалый
Ты с кем шпионил, где ходил,
И как бежал из плена, знаем
Ну-ну, давай-ка расскажи.
Но, для начала, если можно
О жизни там поговори,
И для чего везде трезвонил
Что мы живём здесь все в грязи.
Сказал солдат, что не бывало
Такого он не говорил,
Но тут удар, в губу попало
И чаю пить, уж нету сил.
Опять вопрос, где это видел
Зачем об этом говорил,
Солдат хотел сказать, не знаю
Но, вновь удар ноги пронзил.
Упал он навзничь, головою
Сознанье чуть не потерял,
И снова сморщился от боли
И глаз навеки потерял.
Потом те двое долго били
Хотели, чтоб признался он,
Что группу создал и вредили
И в мире чтобы жить в ином.
А к ночи, в карцер поместили
Здесь крыс извечная возня,
И тишина тут, как съязвили
Мол, преисподня для тебя.
Он на полу лежал бетонном
И в угол камеры смотрел,
Да вспоминал о сыне юном
Когда с женой на них глядел.
Военные он помнил годы
Там было проще, чем сейчас,
А здесь свои, как те в гестапо
Так просто убивали нас.
Неделю так всё продолжалось
А ночью крысы, грязь и тьма,
Его сломить не удавалось
Что значит, стойкая душа.
Потом был суд, этап, колонна
Гулага чёрная дыра,
Погнали их на север тёмный
Где неуёмная тоска.
И вот бараки, вновь ограда
С колючей проволкой вокруг,
И конвоиры с автоматом
Собаки грозные, чуть стук.
В Архангельске, чуть чуть в сторонке
Всех лес заставили рубить,
Начальник здесь за рюмкой водки
Их запросто мог всех убить.
А нас и так тут убивали
Что посмотрели, мол не так,
За правду в нас же и стреляли
А мы роптали, что да как.
Конвейер славно отработан
Один лишь вход, тут в лагерь был,
Но, был и выход нам, на волю
Кто лоб зелёнкою мочил.
И писем здесь не получали
Нет, не общалися с семьёй,
Ребёнка вспомнить мог едва ли
Как будто сон, смотрел чужой.
Солдат на просеке работал
Смертельно за день уставал,
Но если кто не доработал
Начальник в карцер отсылал.
И карцер был, мечтой творенья
Душою, кто сооружал,
Три метра стены высотою
И ветер пол весь продувал.
Его дразнили казематом
А “кваземода”, конвоир,
Он был всегда, почти что пьяным
И всех вокруг лишь матом крыл.
Ещё любил поиздеваться
Унизить, а потом побить,
И над душой поизголяться
А не понравился, убить.
Так годы шли и пролетали
Казалось не на что смотреть,
Но, весть пришла, её дождались
Что Сталин умер, где прочесть.
Через три дня нас всех собрали
Официально зачитав,
Что “гений” наш, “товарищ” Сталин
Почил, уже на небесах.
И радости уж нет предела
Народ весь, просто ликовал,
А в мыслях, вновь была победа
О, как её он долго ждал.
Дела вновь многих рассмотрели
И разрешили нам писать,
Пообещав, что непременно
Нас вскоре выпустят, как знать.
Солдата дело рассмотрели
Вертели его, так и сяк,
Странички в нём так и пестрели
Что, мол, шпион и диверсант.
Но, послабление всё ж дали
Опять он начал шоферить,
В машине старой хлеб возили
И стал душою снова жить.
Два месяца вмиг пролетело
Письмо однажды получил,
Жена писала осторожно
Ничем ему не навредить.
Писала, что живут, как прежде
И скоро выпустить должны,
А с карточки смотрели лица
Родные, милые мои.
Ребёнку, лет десяток было
И строгий взгляд, как и тогда,
Когда они с женой сидели
А он смотрел на них любя.
Три года, время пролетело
Полста шестой был на дворе,
Лишь осень нам щекочет нервы
И зябко как-то на душе.
Пирон, стоит он на вокзале
Здесь надпись Тула, сверху есть,
И страх в душе, как вша в кармане
Что кровь сосёт, как слово месть.
Солдат домой наш возвращался
Не разбирая, как идёт,
Когда ногою в грязь врезался
А мысль бежала всё вперёд.
Поднялся тихо, на площадке
Где коммунальное жильё,
Здесь коридор, такой неважный
И дверь с семёркой, вот его.
Толкнул тихонько он за ручку
Она открылась, тишина,
И сын сидел, чинил игрушку
Жена стояла у окна.
Он сел на стул, прям у порога
Фуражку снял и всё смотрел,
Супруга вдаль глядела строго
Не уж то он вернётся к ней.
И от волненья поперхнулся
И на ноги, тот час вскочил,
Так встретились родные лица
И слёз держать не стало сил.
Обнявшись, долго так стояли
И вспоминали о былом,
О, сколько горя повидали
Не превратились души в ком.
Так, долго за полночь сидели
Мальчишка на коленях спал,
Но, а они, всё говорили
И мир вновь образ обретал.
Три дня прошло, как наважденье
Завгаром начал мастерить,
И жизнь, как новое стремленье
Ребёнка начали растить.
О культе личности узнали
И о процессах наугад,
И как всех просто убивали
Так, между прочем, невпопад.
Но, хочется сказать, однако
Какую боль пришлось терпеть,
И вытерпеть, тот смрад ребята
В глаза б, тем гадам посмотреть.
И слёз, чтоб не было там видно
Когда я буду вспоминать,
И чтобы не было обидно
Когда я эту сволочь в грязь.
Кто издевался надо мною
И чувствовал, что он герой,
Кто семью первую с собою
Увёл их души на покой.
Судить, не мне предназначенье
Их злодеяниям судеб,
Отца Всевышнего знаменье
Зла мыслям, царствия конец.