Тюрьма из глыб на острове осеннем,
Где золото рассыпано повсюду,
Скрипящие пираты его сеют,
Треща костями в ледяной посуде.
Вросли в скалу, веками каменеют,
Скелеты их детей в кустах застыли,
Чем севернее, тем быстрей немеют,
От простоты, от темени, от стыни.
Тюрьма столичная и дорогая,
С пересолёным ужином икорным,
С картошкой, что вслед за зарёй сгорает
В тюремности – столь выгодно игорной.
Одеты и живут по-деревенски,
Как детвора наивны и невинны
До беспощадности: вскрывают себе вены,
Пьют, пьют до разложенья в трюмах винных.
Отличная тюрьма, вблизи от центра,
Здесь перекличкой звонкою встречали –
Хей-хей – бренчало в серости цемента,
Дымилась пайка на вечернем сале.
И влажный ветер чувственных прогулок –
Побега по воде, вплавь перебежек
По улицам потоков в переулки
Каналов выплывающих на берег,
Вползания по каменным ступеням
Усталостью оставшегося чувства,
Над всем Стокгольмом облачная пена
Рвалась на шпилях простынёй искусства,
И до небес свободен от условий
Плыл воздух, помогая восхожденью,
В подвальных барах с блёснами уловок
Я не искал подпольного сиденья.
Шуршал в кармане крыльями – летучий
Билет на небо – хей, тюрьма эстетов!
Навряд ли срок недельный выдаст случай:
В Москву, в Москву гламурного кастета –
Лишь на земле проснувшегося хамства,
Прошедшего как отпуск европейства:
В империю, припомнившую ханство,
В руины, в роскошь исторического действа!
2004