Андрей с силой кидает сумку о каменную стену. Затем подбегает к ней, роется и достает мобильный телефон. Проверяет его целостность. Набирает номер.
Заброшенный пустырь, остатки каких-то промышленных строений. Кирпичный гараж, внутри которого оборудован скромный спортивный зал. Обшарпанные стены гаража украшают портреты Мао Дзэдуна, Че Гевары, Бакунина и Жана-Поля Сартра. В углу стоит небольшая виселица буквой «г», на виселице – плюшевый Микки-Маус, подвешенный за шею.
Несколько молодых людей с обнаженными мускулистыми торсами поднимают тяжести или бьются в боксерских перчатках. Среди парней выделяется одна девушка, она особенно агрессивна и резка. Иван Железякин лупит по боксерской груше. Раздается телефонный звонок. Иван, снимая перчатки, подходит к своей сумке, вытирает пот полотенцем и жмет на кнопку телефона.
- Смольный на проводе!
- Иван, надо бы пообщаться, давно не виделись. – Андрей отвечает на шутку серьезно.
- Приезжай в штаб, я тренируюсь.
Иван Железякин демонстрирует своим товарищам приемы рукопашного боя. В гараж входит Андрей и начинает задумчиво раскачивать «казненного» Микки-Мауса. Виселица с грохотом падает.
Ребята сурово смотрят на Андрея. Иван Железякин, сказав: «Это свой человек!» - берет боксерские «лапы» и подходит к Андрею.
- Держи лапы! Становись в стойку…
Иван остервенело лупит по «лапам», которые держит задыхающийся и обильно потеющий Андрей. Загоняв Андрея до полного изнеможения, Иван удовлетворенно улыбается, шутливо и легонько стукает партнера перчаткой по макушке:
- Пошли на воздух, подышим!..
Иван и Андрей сидят посреди пустыря на поваленном деревянном столбе. Они поочередно отхлебывают из двухлитровой бутылки с пивом.
- Забей! Забей на них… Они лижут задницы всяким мерзавцам, чиновникам. Они - проститутки от литературы, влезают в любые дырки без мыла… Забей!.. Их время уже подходит к концу. Скоро мы будем рулить! Всем рулить – политикой, экономикой, культурой… Наше время идет, мы все крепче и крепче… и нас все больше. Они сейчас только кажутся победителями, у них вроде есть все - власть, деньги, шлюхи. Но это все признаки гниения. Они сгниют от наркоты, перегрызут друг другу глотки от жадности и зависти, а потом придем мы, и выметем всю эту тухлую срань и плесень железной метлой. Иди к нам, Анрюша, ты же по духу наш! Сейчас вся самая талантливая и умная молодежь с нами. Ну… или симпатизирует нам… Потому что ее, талантливую и умную молодежь, эти жирные пидоры оттерли от всех кормушек, тормозят, не дают развернуться. Умные, талантливые, сильные – почти на самом дне общества, а на его верху – педерасты, декаденты, вырожденцы. Или бездарные жополизы, хитрые проныры, типа этого Пу… как его там? Пу…
- Пучкова…
- Да…
- Вот, ты Андрюша, кто сейчас? Яркий литератор, который вынужден зарабатывать себе на жизнь, занимаясь всякой нудной хренью. За копейки ты горбатишься на мировой капитал. И таких, как ты, - сотни тысяч. Это же целая армия! Иди к нам, Андрюша, мы придем к власти – и ты станешь у нас министром культуры. Отправим всех смердящих декадентов туалеты вылизывать, а взращивать будем настоящую культуру – живую, здоровую, сильную!..
- Я, видишь ли, не администратор по натуре… увы…
- Ладно, не хочешь быть министром культуры, будешь свободным творцом. Нам такие ох как нужны! Новому обществу – новая литература, новое искусство. Всех этих жирных жаб отправим…
- Туалеты вылизывать!
- Правильно! Посмотри, что сейчас творится в кино, на ТВ, в литературе. Всем заправляют жабы и тупые боровы. Ничего живого, ничего яркого, ничего смелого. Одна тухлятина, мертвечина! Иди к нам прямо сейчас – сочиняй лозунги, пиши статьи, участвуй в агитации...
- Я подумаю… Как-то сразу ничего в голову не приходит… На эту тему…
- Смотри! – Иван Железякин энергично вскакивает и достает из сумки лист бумаги. На листе – портрет румяного, довольного жизнь мужчины во цвете лет с совершенно лысой головой.
- Знаешь, кто это?
- Нет…
- Эдуард Демаков - главный спонсор всех этих вырожденцев, педиков и жаб. Основал частный «культурный фонд», финансирует всяческие культурные проекты. Проекты, естественно, все, как на подбор, - дегенеративные. Ни один серьезный, глубокий автор еще ничего от этого фонда не получил. И не получит!.. Фонд, естественно, - «прачечная»: отмывают грязное бабло. Ну и америкосов наивных понемножку доят, те думают, что их средства идут на современную русскую культуру. А чего там русского? Сплошная плесень… И вот, смотри!
Иван крепит бумажку с портретом на ближайшем столбе, достает из сумки пачку майонеза, рвет зубами уголок, и, вытянув руки в сторону портрета, поливает его майонезной струей.
- Ну! Как?
- Круто!
- Хочешь попробовать?
- А… давай!
Иван достает из сумки целую пачку майонеза и протягивает ее Андрею. Андрей азартно заливает весь столб майонезом.
- Молодец! – вопит Иван. – Вот, это и есть – настоящее современное русское искусство в действии! Сердито, но со вкусом.
- Интересно! А толку?
- Мы сейчас только тренировались. А ближе к вечеру можно устроить акцию. По моим данными наш «объект», - на этих словах Иван тычет пальцем в портрет, с которого стекают майонезные полосы, и вытирает испачканный палец о штанину, - открывает очередную выставку дегенеративного искусства в галерее «Химия Мозга». Мы… с группой товарищей по борьбе… заливаем «объект» майонезом и…
- Нас же побьют.
- Скорей всего, да. Но можно попытаться убежать…
- Я должен подумать, Иван. – Андрей вытирает руки носовым платком. – Мне нужно время, чтобы понять, гожусь ли я для таких дел… Извини!
**
Семь часов вечера. В галерею «Химия Мозга» входят приглашенные: бизнесмены в строгих костюмах, светские дамы и девицы в шикарных нарядах, а также богемные персонажи в ярких лохмотьях или, наоборот, во всем черном, сером или хаки. Официанты с подносами в руках разносят бокалы с вином и канапе. На фуршетных столах – кофе, вино, пирожные.
В центре зала – скульптурная работа: гигантская загогулина, похожая на какашку. Рядом – компания жующих и выпивающих гостей, они внимательно изучают загогулину и слушают молодого человека - по всей видимости, арт-критика - в темном грубом свитере под горло и с очками на переносице.
Критик постоянно дотрагивается до тонкой изящной оправы своих очков, как будто опасается, что она вот-вот с переносицы соскользнет.
- … сей ноумен модного суррогата в виде непреложного ингредиента с метапозиции наблюдателя, которую занимает рецепиент. Подобный культурный феномен связан с прозрачным симулякром временного континиума. Он образуется виртуальностью коннотативного дискурса, фигурами ложного опосредования, в которых исчезает возможность вариативности и искажается онтологический смысл такого важного понятия как предикатный сверхмобильный тезаурус…
В другом конце галереи две высокие пышногрудые девицы, блондинка и рыжая, держа в руках бокалы с шампанским, изучают художественную инсталляцию: под стеклянным колпаком лежит нечто, напоминающее аккуратную кучку человеческого дерьма. Вокруг кучки летают жирные зеленые мухи, которые иногда садятся на кучку, чтобы поползать по ней.
- Интересно, - говорит блондинка, - это настоящее гэ? Или искусственное?!
- Тебе, действительно, это интересно?! – язвит в ответ рыжая.
- А мухи, интересно, настоящие?..
- Не, бля, заводные!
Арт-критик отхлебывает из своего бокала и продолжает вещать:
- Остается последняя возможность с неизбежной жестокостью зафиксировать усталое наслаждение пикантным ароматом разлагающегося стиля, стиля как адекватной внутреннему переживанию формы. Доводя метафизическое восприятие концепта до логического предела, автор обнаруживает игровое сцепление смыслов. Наивное удивление рецепиента переносится в иронический авторский дискурс, аннулируя саму возможность дешифрации постметареалистического мэссиджа. Этот аспект выводит проблематику арт-объекта на уровень такой вечной темы, как проявление свободы в выборе судьбы. Протагонист убедительно констатирует прогрессирующую зыбкость материального мира, поэтому оптическое пространство объекта представляет нам изнанку ускользающей реальности. При этом сама категория метафизического сверхбытийного осознания оказывается чуть ли не единственной ключевой составляющей образующихся метафор и их соотнесения с современной постидустриальной эпохой. Когда же масштабы неопределенности превосходят доступные пониманию границы, она очаровывает, но в таковом очаровании присутствует неизбежный привкус инфернальной запредельности.
Перед одной из картин, исполненной в стиле гиперреализма, стоят двое господ, лысый и кудрявый. Сюжет полотна таков: под кустами дворцового парка сидит на корточках юная принцесса и, задрав подол, задумчиво какает. Из-за кустов за этим процессом наблюдают два пузатых стражника с румяными физиономиями и похотливыми взглядами.
Оба предпринимателя уже слегка подшофе.
- Знаешь, где у меня все эти художники… искусствоведы… знаешь, где они у меня? – спрашивает лысый кудрявого.
- Где?!
- А, вот, здесь!!!! – и лысый показывает кудрявому крепко сжатый, массивный и бугристый, кулачище.
- Эх! Умеешь ты, однако, обращаться с творческими людьми, Эдуард!
Эдуард удовлетворенно хмыкает и залпом осушает свой бокал.
Арт-критик поправляет очки и обходит скульптуру по кругу. Толпа его слушателей заметно поредела, кое-кто пытается незаметно ускользнуть на цыпочках, пока арт-критик не глядит в их сторону.
- Судьба каждого арт-движения неотделима от контекста эпохи. Общим местом стало ощущение хаотического ускорения, приводящего к неустойчивости любых ориентиров. Бытование этого ощущения в процессах культуры актуализирует стабилизирующий фактор. Окружающей нас динамике соответствует экзистенциальная константа и вибрирующий резонатор иллюзорного мира, зыбкого, загадочного и вопиюще парадоксального. С большой долей условности можно сгруппировать векторы, влияющие на феномен контркультурных арт-проектов…
Неподалеку от галереи «Химия Мозга» в полутемной подворотне собирается группа крепких парней в черном. К ним присоединяется и одна девушка с дерзким и колючим взглядом, и плотно сжатыми губами.
Иван Железякин говорит тихо, но твердо:
- Товарищи! Главная наша цель – Эдуард Демаков! Остальных тоже можно… Но особенно не увлекайтесь! После акции – уходим по крышам.
- Отстреливаясь… - хохмит один из парней. Остальные нервно смеются, возбужденные предстоящим событием.
Иван Железякин подавляет шутника гипнотизирующим взглядом:
- Придет время – будем и отстреливаться! А те, кто морально не готов к акции, могут покинуть наши боевые ряды прямо сейчас…
Арт-критик поправляет очки пальцем:
- Изучив развитие искусство с момент зарождения западной цивилизации и до наших дней, можно сделать вывод, что отражение духовной жизни постепенно перешло к отражению проблематики тела. Человек сперва стыдливо, а потом все более откровенно стал признавать, что у него есть тело… да. Вектор пристального внимания человечества перешел из сакральной сферы под названием «Дух» в не менее сокровенную сферу под названием «Интим»…
Боевики достают черные капроновые чулки, натягивают их на головы. Иван Железякин выдает каждому по пачке майонеза, группа выходит на обильно освещенный проспект и бегом направляется ко входу в «Химию Мозга». Прохожие, занятые собой, не обращают на боевиков никакого внимания.
Арт-критик поправляет очки пальцем другой руки:
- Сильная вертикаль – устремленность человека вверх, сопутствующий аскетизм, хотя бы декларативный, сменился горизонталью, человек заинтересовался тем, что рядом. Ближайшее же будущее, возможно, будет характеризоваться поиском нового общедоступного инструментария для осмысления отношений «дух – плоть».
Боевики распахивают двери и вламываются в зал, минуя остолбеневшего охранника. Посетители галереи, ошеломленные этим «шоу», застывают в полной неподвижности в самых нелепых позах и с самыми странными выражениями на лицах.
В полной тишине, как звуковой фон этой немой сцены, звучит спокойный голос арт-критика:
- Телесность, которая преломила понятие духовности и показала, что духовность постижима через телесность, а в каком-то смысле неотделима от нее, просто определенным образом упорядочивает регистр изучающей оптики. В процессе такого переосмысления могут рождаться новые вопросы, которые поставят под сомнение приоритеты видения, структурированного устоявшимися ментальными формами.
Под звук голоса арт-критика боевики идут через зал:
- В сегодняшней ситуации некой абстрагированности значение постоянных интенций нивелируется, а стремление к чистому восприятию, как к отправной точке рассуждений, принимает сугубо оценочно-эмоциональный характер
Боевики окружают Эдуарда Демакова. Слышен голос Ивана Железякина:
- Господин Демаков, за ряд совершенных вами тяжких преступления против современной русской культуры организация «Фронт Революционной Молодежи» приговорила вас к расстрелу. Товарищи! Приведите приговор в исполнение!
Боевики до носа задирают черные чулки, чтобы порвать зубами уголки пачек. Иван Железякин направляет струю майонеза точно в лысину Демакова, майонез стекает по его голому черепу. Второй боевик направляет струю Демакову на ширинку. Третий боевик азартно заливает майонезом всю картину «Какающая Принцесса».
Посетители галереи только сейчас оживают, начинают хаотически метаться по залу и визжать. Эдуард Демаков, совершив гигантский прыжок с последующим кульбитом, укрывается от нападающих за фуршетным столом, хватает со стола пирожное с кремом, кидает его точно в голову одного из боевиков и получает в ответ струю майонеза. Эдуард Демаков «отстреливается» пирожными от нападающих весьма успешно, но и они не остаются в долгу. Весь зал залеплен пирожными, майонезом, посетителям выставки тоже досталось, кто-то из них начинает активно защищаться, поливая боевиков шампанским из бутылок.
Две гламурные девицы, блондинка и рыжая, неожиданно проявляют чудеса ловкости. Блондинка делает сальто через стол и с разворота залепляет ногой в голову одному из боевиков. Рыжая с разгона пробегает несколько метров по стене и, запрыгнув на шею другому боевику, валит его на землю.
В течение пары минут гламурные девицы вдвоем сражаются с толпой боевиков, профессионально используя самые сложные и эффектные приемы из арсенала таэквондо, айкидо и кунг-фу. Светские львы в это время сидят на корточках, вжавшись в стены. Охранник галереи, разинув рот и выпучив глаза, так и стоит у входа, как каменный столб, зажав рацию в руке.
Раздается голос Ивана Железякина:
- Товарищи, отбой, уходим!!!
Боевики пробегают мимо застывшего охранника, и только, когда последний парень выскакивает на улицу, охранник выходит, наконец, из ступора и включает рацию:
- Пилигрим, Пилигрим, я – Марионетка, прием! Пилигрим, Пилигрим…
Зал галереи выглядит неузнаваемо. Стены и арт-объекты заляпаны разноцветным кремом и майонезом, залиты вином. Все посетители мокры и испачканы. На полу, прислонившись спиной к скульптуре, похожей на какашку, сидит взъерошенный арт-критик и протирает очки.