Синоптики проходят чередой,
На небо глядя с грустью и укором.
Оно несётся тёмною рекой,
Парит над нами тёмною совой,
Как контрабас, огромное. Не скоро
Сумеем мы дождаться темноты.
Вот- дом, вот – сад, вот – бледные цветы.
У дома – лётчик.
Вот – мы, в тени кустарника.
Мы не уйдём, а лётчик – не улетит навек.
Скорее, он напоминает странника.
Вернёмся в дом.
Вот угол шкафа. За углом
Мы видим лестницу. Ступени
Ведут куда-то вниз.
Там затеваются весёлые дела,
Там мел и яшма, жемчуг и стекло.
И тени мечутся.
Так, знаешь, действует
Сквозняк на свечи.
Ты всё твердишь: «патан, патфиз…»
А я тебе – про анатомию веселья.
Но скоро вечер.
Зажжём камин, и всё такое.
Все эти чудеса давно известны –
- Коньяк, шартрез.
Не стоит повторять.
Слуга внесёт чернильницу.
Уместны
Табак и карты.
Анатомию небес до завтра выучить обязаны.
Утраты же – не в счёт.
Затраты, впрочем, тоже.
Запомним это.
Бывает так: проходит год и снова
Вдруг на том же самом месте и даже
В одежде той же (если, как говорят,
«Дела не шли»)
Стоим мы.
С грустью признаём,
Что мы уже не те.
Хотя, казалось бы,
И место, и одежды – всё те же.
Вот так иная мысль иль просто наблюденье,
Явившись по прошествии стольких-то
Дней или лет
К нам в голову опять,
Сперва даёт себя узнать
И вспомнить.
А после подтверждает:
То, что нынче - всё много хуже, чем тогда.
Или – что, впрочем, то же –
Что прежде было много лучше,
Чем теперь.
Укажем наблюдению на дверь.
Синоптики расселись по скамьям,
Как стая галок, вспомнив о былом.
Они сидят, скучают у фонтана.
Иные – с удочкой, иные – с мундштуком,
Иные – с Пушкиным – «Прелестная Татьяна!»
И этот год – пройдёт.
А если что и различают спьяну,
То это – горизонт.
На горизонте
Мы видим дом -
Тот самый.
Где полный пантеон на чердаке.
Слуга несёт чернильницу с отравой
В картонной накрахмаленной руке.
А там живут небесный лётчик и дантист,
Что, глядя в телескоп,
За нёбо принял небо.
Простим его. Грядёт
Октябрь.
На волоске висим мы.
В окне напротив
Виден океан.