Листья липы расшатывал ветер,
Тучи гнал как усталый пастух.
Когда лето пришло не заметил,
К пенью птичьему будто бы глух.
Всё, что помню: багрянцы закатов,
Хрупкий жемчуг улыбки твоей,
Голос певший мне струнами альтов
Укрощающий диких зверей.
Все тебя называли колдуньей
Я, ж, по имени звал - Габриель.
Собирала цветы в полнолунье
И бросала их в леса купель.
Той студёной октябрьской ночью
Я на дом твой наткнулся в лесу.
Дальше двигаться не было мочи –
Ноги дальше меня не несут.
Я на силу добрался до двери
И упал мертвецом на порог.
Волк бы пасть к моей плоти примерил,
Если б вдруг не открылся замок.
В лихорадке я грезил что умер,
Был прикован к постели пять лун.
Словно лист не опавший я замер,
От видений томился мой ум.
А когда наконец-то очнулся
И увидел твой ласковый взгляд –
Я невнятно тебе улыбнулся,
Хоть в душе безгранично был рад.
Думал здесь я окончу скитанья
И с тобою останусь в лесу.
Но мне рок приготовил страданья,
И старуха взялась за косу.
Я был всё же укушен косматым,
Нет, не волком лесным и не псом –
Зверолюда свирепого братом
Был отравлен октябрьский сон.
Я прикончил его, но отрава
Обещала покончить со мной.
Хоть и был я не робкого нрава
Всё же умер бы в чаще лесной.
После, я позабыл о несчастье –
Опьянён был твоей красотой.
Позабыл и про шрам на запястье
И свирепый полуночный вой.
В час ночной я проснулся от боли
Пробирался в окно лунный свет –
Обратившись тогда поневоле
Я испил чашу горькую бед.
Я настиг Габриель на опушке,
Нужно ль мне об исходе писать,
В теле зверя - свирепой ловушке
Приходилось мне всё наблюдать.
Став с тех пор одиноким, бездушным
Как ещё раз смогу я любить?
Голос твой зверя делал послушным,
А меня он не смог усмирить.
И по сей день, я слышу повсюду:
Из опавшей листвы, из ручья,
Что до смерти теперь не забуду –
Голос твой призывает меня.