Зима, как вечный пилигрим
в страну без грязи,
в реальность превращает дым
моих фантазий.
Как тихий разговор с самим
собой без связи.
Зима, я говорю, как цвет
любимый года
и мой, когда: «Надежды нет!» –
поет природа.
А лес без комплексов раздет.
Что есть свобода.
Не вечно же листвой греметь,
пугая звезды!
Не всё и нам – кустом гореть
в тоске по Мосе.
Усталость, так сказать, как смерть,
из той же прозы.
Снег сыплет неохотно вниз.
Взгляд – только кверху,
где, кроме голубых кулис,
предметов нету.
Где Он неотличим от птиц,
от просто снега.
Чтобы проснуться в фантаз'и
из снега, елок,
бумажных ангелов, звезды,
чей свет так ломок;
где от любви до нелюбви
бредет мой облик.
И хочется сказать, что здесь
душа и будет
мотать свой срок, принявши смерть,
дорвавшись сути
чего-то там. Но это – лесть
рубля валюте.
Зима! ты – обнаженье дна,
интимной части
в лице природы, чья душа
не знает счастья
сильнее, чем закрыть глаза,
разжать запястья.
Прижмемся же щекой к земле
в седой экземе,
где всё, что знаешь о себе, –
прикосновенье
ее души к своей душе.
Без сожаленья.
2003
Коммент к 3-му куплету: "кустом гореть" и "Мося" - аллюзия (теперь, кажется, не совсем удачная) на эпизод из Ветхого Завета, в котором Бог явился Моисею - выдать очередную порцию инструкций о том "как жить дальше" - в виде горящего (и, соответственно, говорящего) куста.