Свет упал под другим углом.
Несчастье входит в каждый дом.
Так глупо тупо притворяться,
Что силы есть сопротивляться.
Роженица в ту ночь сошла с ума.
Слезами, кровью залита изба.
Соседи-дети жались к маме,
От воплей дыбом волосы вставали.
Деревня до рассвета не уснет.
Никто утраченного больше не вернет.
Роженица не хочет дальше жить -
на себя пыталась руки наложить.
Посуда разлеталась искрами стекла,
Испачканную шею обмотала простыня.
Чуть позже керосин из лампы на пол,
Она кричит: "За что мне, папа?"
Ее сиделка молится и Богу шепчет.
Икона на углу проклятья терпит.
А дождь на улице зловеще льет.
Издевается, хохочет и наотмашь бьет.
Дня три назад появилась та старуха.
Говорят слепая и глуха на оба уха.
Просила хрипло позолотить ей руку.
Продлить на свете этом жизни муку.
Слепая живота живого прикоснулась,
И как-то странно, очень странно улыбнулась.
"Подай копеечку и будет твой малыш здоровым,
А может, даже, обзаведешься новым".
Беременная прогнала ее с порога.
"Убирайся, попрошайничай у Бога!
Не смей меня касаться, юродивая ведьма.
Замолчи!" - и на засов закрыла двери.
Старуха прошипела: "проклинаю я тебя.
Тебя и не рожденное твое дитя".
И побрела от дома быстро прочь.
"Была бы симпатичной твоя дочь".
Роженица сидит, глазами сверлит пол.
Седые волосы и разорванный подол.
Догорает на столе безучастная свеча.
В ту злую ночь родилось уже мертвое дитя.