Пробудившийся город качается в окнах пустого трамвая.
На спидометре – девять с копейкой утра. Дорогая моя,
Не волнуйся, такие как я не умеют играть... Но играют, -
Потому что всерьез в этом мире нельзя. Будто стражи стоят
Изнутри тени прошлых побед, незначительных, даже безликих...
Расстреляй меня хохотом рюмок, родная моя, что бы впредь
Я запомнил, что значит влюбляться в таких же свободных и диких,
Что б, как лед под ногами, меня не сломала осенняя мреть...
Дрессирую себя быть счастливым по схеме из старых журналов:
Утром – кофе (Жокей, Nescafe – я не помню), улыбка весьма
Надоевшая зеркалу вечно небритым и сонным оскалом,
А под вечер – в питейное... Каждый по-своему сходит с ума...
Нет, не надо меня утешать - все изменится, быть дебоширом
Надоест моему отраженью. Я вновь окажусь взаперти...
Приговор? Расстрелять!
Личный фронт? Упасите! Так хочется мира...
Впрочем, память – единственный ад, из которого сложно уйти...