Я ему говорю: «на страдания нынче нету не времени, ни сил; я учту все твои во мне начинания, наставления, направления, пожелания, хоть ты не очень-то сильно меня просил; но таких вот затиший, тиной пропахших, такой вот жизни среди болот – я не выдержу больше, за всех упавших, за всех, безвинно со мной пропавших, я кривлю свой безвольный рот – я то ладно, я прах и щебень, их за что ты бросал в огонь вместе с горсткою нас – ущербных, не усидевших в кабинетах пещерных, чтоб твоих переждать погонь?
Их за что? Ведь они исправно тянут воз и жуют ботву, не готовы с тобой на равных (нас не жалко – ты прав, но и их зацепит уют), братву простодушных и крепкоспящих – пожалей, отпусти домой – пусть они живут настоящим, забери только нас - стоящих с жадно вздыбленной головой, близоруких до слёз, до боли – не умеющих не любить, мы в такие любви забои опускались, что (бог/ты) с тобою! нас что гладить, что щедро бить – всё едино, привычно, сладко – я не знаю чего желать: чтобы строчки пролились гладко, или ровно лежала прядка, или страстно впиваться в пасть…»
Я смотрю в потолок, как в небо – в темноте они, в общем-то, равносильны: забываю, о том кем не был, чтобы в нас с тобой верить слепо, чтоб казаться большим и сильным.
18.12.2007