А в июле считали крылья и сверяли маршрут по картам – белым пятнам на серой глине, по пергаменту – позолотой, чтобы тот лишь пришел обратно, кто сумеет остаться былью. Стрелки весело крутят сальто так беспечно и беззаботно,
...но – редеет туман ковыльный, козьи тропы уводят дальше. Что, Пандора, забавный ящик? В нем – пищит и скребется время, и вздыхают чужие души. Эй, сестра, а оно нам надо? Плюнь, следи за небесным стадом да копи потихоньку перья
белых птиц, что приносят зиму, что ночуют в пустых кострищах – если хочешь, лети на запад – каждый век по перу – недолго. На ладонях – хрустальный, колкий – почему-то не тает иней. Выбирай – улетаешь с ними? Остаешься? – одно без толку.
А листы голубиной книги – в зимний холод на самокрутки. Табачок-то небось нездешний – ишь, дымится и пахнет гарью. В чае – пепел и незабудки. Верно, конный купцу не пеший. Ну-ка, где тут родные грабли? – уж полвека не наступали.
За осколки времен и писем, за обрывки зеркальных граней… В лабиринте Вчерашних истин слишком много бесцветных пятен. На Олимпе – октябрь и листья, заблудился Харон в тумане. За проезд две монеты, мистер. Что? – ах да, для своих бесплатно.
Птичьи стаи уводят дальше – стерт пергамент, разъело краску, стало черное пеплом с солью а багровое стало синим. По ступеням небесных клавиш без оглядки – за дальний запад, за межвременье с межсезоньем, чтоб с рассветом – уже другими,
...чтоб коснуться дверей ладонью, за спиной по брусчатке – ливень, чтобы дождь – по щекам, за ворот, чтобы – вечер, и пол-шестого. В окнах небо в тумане тонет, островерхие крыши стынут, засыпает промокший город – как гравюра в потертом томе.
20.09.10
Иллюстрация: After the rain.Paris - Konstantin Korovin, 1897