Однафды,
нинаю, с чего и пачом,
прафесувар Пафлофф милейший
сабачим бижалосным
стал палачом
(наверна пасорилсо с гейшей).
Апаснешей страсти
греховных атак
он стал
самазваным паэтом.
И резал начясти
невиных сабак,
насвистуя польку
приэтом.
Избегнуть ли знаньем
капканав судьбы -
вапрос филасофский аднака.
Заполнены плотью сабачи гробы.
Вжывых лиж немая сабака.
Куражилсо Пафлофф
и этак, и так,
садиский испытовол голад.
Лужоный пояльнек ей совал, мудак,
вырезувал серп ей и молат.
Малчяла сабака,
нипрячючи глаз,
хоть дьоргалас
тонкая лапа.
И лиж при канцэ
прашыптала расказ,
што Пафлофф по маме ей - папа.
Тот вспомнел Игипит
и душную ночь,
вирблюдав, ипущихся чинно.
В обьятиях томных - сабачюю дочь.
И он - ее первый мужчина.
В душе у маняка разверзлась граза.
Он пса вазлажыл у парога.
И в шерсть укатилась
скупая слеза.
Но сын уш ничюял ажога.
Нахлынула мука
затошо зладей.
Прафесар атрексо привычки.
И с этово, цука,
стал резать людей,
сувать в них
зажоные спичьки.