Уходя из дому, не оборачивайся,
ибо Эринии идут по пятам.
Пифагор
1. Из «Книги Мёртвых»
«Вброд перейдешь через Стикс и свернёшь налево,
там тропинка на холм, заросшая, но находимая,
поднимись по ней и оглядись на гребне –
справа увидишь поля, желтеющие за автострадой,
слева дачи, а прямо перед собой
Город, раскинувшийся до задымленного горизонта…»
4. СТАТЬЯ ДЛЯ «ВИКИПЕДИИ»
Эринии (эвмениды) - то же, что и фурии у римлян,
полуженщины – полуптицы, существа –
выходцы из подземного мира.
Видевшие их, описывают их как
старух с безумными глазами,
змеями вместо волос и факелами,
чей свет, способен осветить
самые потаенные уголки
человеческой души.
Обычно они селятся вблизи
преступников, изгнанников, беглецов,
расставшихся любовников,
где питаются воспоминания
и отравляют испражнениями
не только воду, пищу, воздух
но даже и жизнь.
В отличие, от нас, людей,
они с лёгкостью пересекают
границу между мирами,
поэтому бритва, петля,
банка с барбитуратами,
парапет балкона
или пистолетное дуло
не способны избавить то их,
назойливого соседства,
но наоборот,
делают их присутствие,
более осязаемым,
и я даже сказал бы -
неотвратимым.
К сожалению,
автору этих строк не известно
как можно сосуществовать рядом с ними,
кроме одной психологической уловки –
считать их лучшей частью самого себя.
5. ВСТРЕЧА
Разбуженный дачными петухами
троллейбус визжит, подбираясь к дамбе,
молочник выкрикивает «Молоко!»
и страшны только - угол, ремень и укол.
Луч ползёт к плинтусам по цветным обоям,
ни комет, ни примет, спят грехи и боги,
спят глубины, пока что, как Этны кратер
мир, вокруг же, прекрасен и необъятен
Даже если б с пинка распахнулись двери
и ты сам явился – он не поверил б
(или в мир пустота ворвалась со свистом
или пекло, покинув, пришёл нечистый?)
Особливо узрев над тобою племя
птиц – не птиц, а чего не вемо,
то снижаясь к ковру, то кружа, то рея,
как оживший портрет Дориана Грея.
Может так и должно быть, ответь мне, Пряха?
Брюхом ерзать в пыли? Обожраться праха?
Бритвой чиркнуть по нитке (авось порвётся)
словно роспись о том, что пришло банкротство,
что, оставшись на жизни печальный ужин,
будем пить сожаленья, вкушая ужас!