* * *
А в России всё как в России. Азарт российский такая же муть, такие же потемки, как и душа.
* * *
О. Д.
В природе, наверно в лучшем смысле, как и в женщине, всё непредсказуемо и всё неизбежно. Но в одном она вечно узнаваема. Не забывает заимствований. При малейшей возможности покрывает долги. ( Физики бы сказали: - «Законы сохранения незыблемы»…)
Да, да, кто бы мог подумать тогда, в горбачёвскую оттепель, что образовавшаяся пустота после длительного социального напряжения в буквальном смысле, на глазах изумлённой и обескураженной толпы родит мутантов с теми же русскими: замахом, широтой, чувственностью, если хотите.
Свежо предание, как старая государственная машина пошла на слом, а на производство новой не хватало духа и сил. Только обыватель не безмолвствовал, поощряя многообещающий проект, но не способный к быстрой адаптации, вспоминал в неподходящий момент о существовании уже подёрнувшейся ржавчиной выброшенной детали. Она ценой неимоверных усилий водворялась на прежнее место и в результате этот в экономическом смысле непроизводительный агрегат чихая и останавливаясь, превращался в адскую мясорубку по перемолу судеб человеческих.
Что ж у художника иная, вечная жизнь, если художник гениальный. В его полотнах бессмертный дух и созидает и овладевает умами и сердцами не одного поколения. В его полотнах сама история, которую можно увидеть и за которой можно наблюдать часами. В его полотнах, сопряженность времён, насыщенные энергией блики, магические знаки, живая и вечная игра для сердца со светом и тенью.
Но в дыму столетий за полотном всё те же толпа зевак и рыцари чистогана. Художнику бы родиться Микеланджело Буонарроти, что бы животворящую силу непокорного духа реализовать в росписях плафонов и стен каменных храмов, которые нельзя украсть как красивую женщину, утащить как предмет, как символ восхищения и подражания. И для чего украсть, утащить, «слямзить» наконец?... Страшно подумать «Для того, что б в одночасье стать ходячим призраком общественного поклонения». Но кресты и иконы снятые у алтарей и отправленные в тайники непосвященных перестают быть крестами и иконами. Они становятся опасными, роковыми вещами.
Иногда я размышляю, что преобладало и преобладает в русской душе вера в бога, во Христа или в вождя, в идола. Сколько лет, сколько столетий отмерено этой страждущей душой, а она, как и прежде язычница. Не понравился царь наместник бога. Долой царя, долой Христа, долой соборы и храмы. Да здравствует светлое будущее и вождь всех времён и народов Владимир Ильич (и чего греха таить человек неординарный). Настало время собирать камни опять долой, но уже вождя и вождизм. Долой былые взлёты и достижения. Да здравствует вечный Христос и пусть прирастают камнем и верой порушенные и вновь воздвигаемые храмы.
Люди ли народы ли обречены на покаяние?... Или они обречены на вечные ложь и оправдание, потому что таковы судьба, природа, бог?...
Только одна она хрупкая и вечная любовь мечется и страстно скулит как загнанный в ловушку зверь, стонет и надрывается криком. Она как беременная женщина, которой настало время родить и которая по странным стечениям обстоятельств не может выкинуть свой плод, следуя великим инстинктам продолжения рода, готовая порвать себя на части исходя слезами и кровью.
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить
У ней особенная стать
В Россию можно только верить.
(Тютчев)
* * *